Грачи, сбиваясь в стаи, кружились над ближним полем, молодые скворцы, еще недавно учившиеся подниматься на крыло, теперь уже совсем хорошо облетались и с шумом садились на деревья.
Так же как и год назад, пробежали ребята в школу, и где-то далеко-далеко затерялись их звонкие голоса. Только Наташа первый раз в жизни утром не собрала книжек, не взяла в руки ни одной тетрадки… Наташа больше не учится, больше не услышит она рассказ Ивана Павловича о «Трех сестрах» Чехова, об Уле Громовой, о Гомере.
«Но было предсказано, что вернется Одиссей в Итаку», — словно величайшую тайну, словно что-то необыкновенно радостное, обнадеживающее сообщал притихшим ученикам чуть-чуть дрожащим от волнения голосом Иван Павлович.
Сейчас, наверное, по городам в институтских аудиториях садятся за столы новые студенты, собрались в актовом зале для первой встречи с профессорами… Среди новых студентов нет ее, Наташи. Как быть? Минула неделя, а она еще ничего не придумала. Что ждет ее впереди? За что браться? Куда девать себя с утра до вечера? Бывало, встанет, идет в школу… Теперь привычный распорядок рушился, и она не знала, справится ли с тоской и к чему приложит свои руки. Да и трудно было понять — тоска ли это или обида? Скорей всего — обида! На кого? На Бориса? Наташа и сама толком не могла в этом разобраться. В душе как в пустой комнате: прежние, милые сердцу вещи и предметы вынесены, а новыми комната еще не обставлена. Трудно, очень трудно представить, какой будет она. Все переменилось для Наташи — и образ жизни, и дела, и ход мыслей. Отошли детские радости, а девичьих она еще не обрела…
Наташа водит утюгом, а мысли все бегут и бегут куда-то, взгляд ее прикован к темно-синим узорам блузки. «Мама, мама, я сделала тебе больно. Не знаю, как это получилось, лучше бы и не ездить в город…»
За окном Егорка. Он целыми днями околачивается возле их дома, ожидая Феню. Он тоже не учится: ему и семи нет, но он уже точно знает, что будет ветеринаром — станет лошадей лечить и коров, а вот Наташа так и не знает, что ей делать… Ей хорошо видно в окно, как Егорка, раскинув руки, точно крылья, несется под горку и кричит, кричит что-то. Наверное, ему представляется, что он летит. В небе курлычут журавли. Грачи подняли тревожный гам, собираются на юг, помчались за околицу, галки увязались за ними, да где им!.. Миновав село, одумались и вернулись на знакомые крыши и трубы.
«Так и я, как глупая галка, бросилась на ложный зов, да вот и пришлось вернуться к своей печной трубе», — думала Наташа. Мир, что виделся ей из окна, казался трогательно-близким и печальным.
