Меж крутых бережков | страница 49



Александр Иванович бережно коснулся ее плеча.

— Жалко, что ты устала, а то бы ушли сейчас далеко-далеко в луга. Там над рекой черемуха и соловьи…

Он осторожно взял Фенину косу, лежавшую на ее груди, шутя, потянул тихонечко.

— Сверчок ты этакий… Помнишь, как в детстве я дергал тебя за кончики вот этих самых кос и все дразнил: «Сверчок, сверчок!»

Фенины губы тронула счастливая, чуть-чуть грустная улыбка.

— Все помню, — тихо сказала она, — как же не помнить… В вашей избе камнем окошко нечаянно разбила я, а вас потом за меня пороли.

Александр Иванович шутливо вздохнул:

— Что верно, то верно, частенько попадало мне за соседку.

Феня опустила глаза.

— А почему ты разговариваешь со мной на «вы»?

— Так ведь вы же заведующий фермой и потом на целых пять лет старше меня…

— Ну и что же?

Оба засмеялись. Феня совсем расхрабрилась, выдернула косу из рук Александра Ивановича, побежала, крикнув:

— А ну, догоняйте!

Он бросился ей вслед. Феня побежала легко, и ни за что бы Александру Ивановичу не догнать ее, если бы она случайно не споткнулась о норку сурка. Александр Иванович по инерции сделал еще несколько шагов и, едва не упав, налетел на Феню. При этом он нечаянно задел ее грудь. Феня отстранила его руку и, немного отдышавшись, спросила:

— Где это вы так поздно были?

— Не вы, а ты, — поправил он. — Я смотрел дальние выпасы.

— И, наверно, не ели?

— Не хочется что-то.

— Я вам кипяченого молока принесу, только чуть-чуть подогрею. Я живо!

Как ей хотелось сделать для него что-нибудь хорошее! Она боялась, что Александр Иванович откажется от молока. Но он не отказался, а проговорил, направляясь к своей палатке:

— Принеси немножко…

Феня пошла в палатку, где была кухня, раздула угольки в очаге, поставила чайник. Жаркий отсвет пламени упал на ее лицо, и оно стало еще милей.

Феня торопилась. А тут еще куда-то пропала кружка. Наверно, кто-нибудь оставил на улице. Так и есть! Феня подхватила кружку и чайник, бегом ринулась в палатку Александра Ивановича. Перевела дыхание, вошла, смотрит, а он уже спит — лег, не раздеваясь…

Феня хотела разбудить Александра Ивановича, подошла к постели, присела на табуретку. И почему-то ей стало жаль будить его. Хорошо он спал: губы его, слегка приоткрытые, как бы собирались что-то произнести. «Ну говори же, почему ты молчишь? Пантюхин объяснился, а ты?..» Феня вглядывалась в черты лица Александра Ивановича, и, хотя он еще ничего особенного не сказал ей, смутная догадка вселяла надежду, что в ее отношениях с Сашей появилось что-то неуловимо новое, и об этом «что-то» знают с сегодняшнего утра только они одни! Это будет их общей тайной, и Феня поклялась дорожить ею, во что бы то ни стало беречь ее…