Урожай действительно был хорош. Убрали его вовремя, еще посуху. Пока шла уборка, налетели заготовители. И откуда их только не было: с Камчатки, из Норильска, из Игарки — на севере лук всегда на вес золота. Сдали урожай, подсчитали выручку — больше чем на полмиллиона потянуло. У людей в глазах слезы радости. Еще бы, лето-то какое выпало, а вот поди же ты воздалось сторицей. И щедрей и доверчивей стала зачерствевшая душа.
«Насчет денег не стесняйтесь, Нил Данилыч, глядите — что нужнее колхозу, то и кумекайте».
Судили микулинцы, рядили и в конце концов сошлись на одном — купить перво-наперво посильней движок для электростанции. Купили. Полгода мучились в поисках кабеля. Наконец из города пришел наряд на кабель. Строили электростанцию быстро, и под октябрьский праздник вечером вспыхнуло зарево над Микулином — зажглись лампочки Ильича. Матрена с бабкой Антонихой стояли у клуба в обнимку. Народу-то, народу сколько! Гомон, веселье.
Все это сейчас вспоминает Нил Данилыч. С тех пор прошло три года… Скрипит снежок под валенками, где-то спозаранку загудел мотор…
Ночью напроказила вьюга, перемела дороги и тропинки, в иных местах снегу едва не по пояс. Нил Данилыч остановился — пожалуй, не пройти, ишь какие заметы. Кое-как проторил тропинку до березняка, смотрит — дорога на ферму расчищена. Значит, доярки уже прошли, выходит, проспал… Со звездами из коровника идут, со звездами и в коровник. Так оно и есть: раньше всего в Микулине люди проминают пошире путь на фермы, потом появляются стежки к колодцам, к сараям, где лежит сено, к ремонтным мастерским. Вот Лешкин вихлястый след — его отличишь от тысячи, у Лешки своя, ни с чьей не схожая походка.
Невдалеке от коровника Нил Данилыч заметил чью-то темную фигуру с лопатой в руках, подошел поближе — оказывается, это конюх дед Матвей. По ночам он и за коровником поглядывает.
— Доброе утречко, Егорыч!
— Доброе утро, Нил Данилыч.
— Ранняя ты птаха!
— Да уж такое мое положение стариковское. Не спится — взялся дорогу торить, думаю, девчата не пролезут на ферму по этакому снегу.
— Спасибо, дорогой.
— Не за что. Дело привычное. Иной сторож сидит всю ночь, закутавшись в тулуп, а я не могу — скучно.
— Это верно. Как скотина?
— Лежит себе мирно.
Закурили, перемолвились еще парой слов. Дед Матвей, вспомнив что-то, засмеялся:
— Слышь, ночью Патрикеевна приходила, вон она стоит на бугре, внюхивается, — кивнул старик на силуэт лисы, темневший вдали. — Приволоклась, захлюстанная.
