Меж крутых бережков | страница 109



— Можно ли полюбить в жизни дважды?

Феня урывками слышала ответы Ивана Павловича — ей мешали сосредоточиться далекие всхлипы баяна. «Кого-то ждет! А может, я не права, что таю кое-что от Наташи, может, рассказать ей о моей любви и о мечтах, как-никак живем и работаем вместе, а я действительно сухарь…»

Расстались у почты. Наташа, потоптавшись на месте, сказала Фене:

— Пройдемся до берега?

Та согласилась, понимая настроение подруги.

На улице было тихо, морозно. Слышался скрип снежка под валенками, в небе мигали звезды.

Разговор начала Наташа:

— Прости, Феня, может, я тебя чем-нибудь обидела. Понимаешь, больно уж ты какая-то…

Наташа вздохнула, а Феня улыбнулась, притянула подругу поближе к себе за воротник и горячо зашептала ей в лицо:

— И ни черта ты не знаешь! Может, я виновата во всем, но ведь и ты не больно-то делилась. Так вот, дорогая моя, есть и у меня мечты, и большие, есть и любовь, но пока безответная, и поэтому говорить мне тебе совсем нечего… Не о Ване я. Он что ж — походит, походит и перестанет… Не нравится мне Ваня. А гулять с тем, кто не нравится, я не смогу…

— А о чем ты мечтаешь — быть артисткой, да? Ой, Фенька, ведь у тебя талант…

Феня опять улыбнулась:

— И вовсе не артисткой, а зоотехником или ветеринаром, эти две профессии так схожи, что я до сих пор теряюсь: кем мне быть…

Наташа, едва поспевая за Феней, ответила:

— Вот видишь, опять ты права, все у тебя размечено, разложено по полочкам, а у меня, как у того маятника, что качается на старых часах — туда, сюда, туда, сюда, — ничего не получается. Знаю только одно — люблю Толю, а вот работа, работа вроде и не по мне, да уж я смирилась… — Наташа замолчала.

О чем она думала в эту минуту? Скорей всего, глядя на крутую тропу речного обрыва, искала в себе силы преодолеть нехорошее в своем характере. Втайне она завидовала Фене.

— Ты знаешь, я вот подумала, и вроде как будто лучше быть такой, как ты, чем взбалмошной…

Феня засмеялась, взяла Наташу под руку, и они пошли вместе, нога в ногу к светящемуся окну их дома.

А баян где-то долго еще носил по микулинским улицам никем не спетую песню, и больно отзывались его грустные всхлипы в девичьих сердцах…

Глава XXII

Нил Данилыч проснулся рано, закурил, вышел на притрушенное снегом крыльцо, прокашлялся. «Надо сходить в коровник — как там скотина, не застудилась ли на выгульном дворе». Вдоль улицы пролег яркий пунктир электрических огней. От их мягкого света заснеженное село выглядит уютным и красивым.