Помнится, однажды Катя пришла на совет клуба. Все уже сидели на местах, ждали Пантюхина. Иван Павлович включил радио — послышалось что-то до глубины души печальное. Музыка была властной, могучей.
Катя, переступив порог клуба, остановилась, не в силах преодолеть нескольких шагов до стола. Необъяснимая боль тронула душу. Она посмотрела на людей и немало была удивлена — оказывается, не с ней одной такое: Феня сидела в несколько странной, решительной позе, крепко сжав шершавые кулаки. Иван Павлович морщился от душевной боли, а кое-кто из женщин, щуря глаза, превозмогал щемящую горечь давно забытого, возможно, нелегкие воспоминания о прошлой войне…
В самом деле, какая странная музыка! Что несла она? Что за несовместимые понятия слились в ее звуках? Печаль и торжество, отчаяние и надежда… Слушаешь эту музыку, и кажется, видишь человека, пережившего беду, очень большую беду и смело после этого идущего вперед с гордо поднятой головой.
Катя вспомнила этот эпизод и подумала: нет на свете глухих, безответных сердец. Расхохотаться, заплакать… Наташа иногда рубит сплеча, не сообразив. Ты сумей разбудить душу близкого тебе человека. Теперь вот, наверно, Феня стоит в коридоре, всхлипывает, и одной Аленке не уговорить ее. Катя поднялась, хотела было пойти, но раздумала и сказала Наташе:
— Позови-ка сюда Аленку, пусть Феня побудет одна — так ей легче…
Аленка хоть и дружила в последнее время с Наташей, но, войдя в комнату, заметила:
— Ох, и зла в тебе, Наташка!..
— Ну и что же, это неплохо, когда в душе у человека есть такой едкий кристаллик. Остерегайся! Я и за тебя возьмусь, мне не привыкать говорить прямо в глаза! Не то что ты — носишь небылицы на хвосте.
— Довольно, довольно вам, а то все переругаемся, а толку не будет, — сказала Катя. — Наташа правильно заметила: характеры надо менять, если они мешают работать и жить дружно. Вы подумайте только — на нас теперь смотрят все, пример берут, а мы… Души у нас горячие, да не все в них еще чисто. Знаете, чего не хватает нам, девчата? Красоты! Не мешало бы немножко прибавить, честное слово.
Наташа тут же посмотрелась в карманное зеркальце и как бы возразила: «Чем плоха?» А потом, вспомнив что-то, сказала:
— Я, Аленка, на тебя как на сестру гляжу, а ты ох и хитрющая! Стала сдавать телят и двух с болячками всучила Фене, нет, не Фене, а ребятишкам из школы.
— Подумаешь, с болячками — пятнышко с гривенник, — поспешила оправдаться Аленка.
— Вот-вот, именно с гривенник, а ты сообрази: пятнышко это расползется на всю шею, бычки облезут и других заразят. Поленилась, не вылечила с самого начала, вот и любуйся.
