После обеда, который прошёл в напряжённой тишине, собрались в комнате для совещаний. И снова посыпались прямые вопросы Сергея Константиновича, на которые требовались конкретные и прямые ответы. Когда кто-нибудь начинал мяться или строить лабиринты из складных, но пустых фраз, Сергей Константинович перебивал:
– Значит, по существу вы ничего сказать не можете. – И брал в руки карандаш, заносил его, будто кинжал, над записной книжкой. – Что ж…
– Нет, могу! – испуганно вскрикивал уличённый.
Всем было очевидно, что московский начальник взбешен. Взбешён ещё со вчерашнего вечера чем-то не совсем касающимся стройки. Но своё бешенство выплескивает дозировано в таких вот вопросах и угрозах…
Часов около семи вечера вопросы иссякли. Сергей Константинович несколько минут изучал свои записи, а потом, когда, казалось, истомлённые люди начнут падать в обморок или биться в истерике, заговорил:
– Дела, господа-товарищи, не ахти. Скажу больше – плачевно обстоят дела. Все сроки сорваны, планы порушены. Распоряжения правительства и самого президента страны – не выполняются. Причин я увидел море. Виновные… – Сергей Константинович обвёл сидящих за столом придавливающим взглядом. – Виновные тоже очевидны. Если кто считает, что отмолчался, за чужими спинами спрятался – ошибается. Мы всех увидели. Но… – Снова пауза. – Но корень всех проблем и простоев – в дороге. Да. Я недаром от вертолетов отказался, решил проехать по вашей дороге. Увидел. Уви-и-идел! Сто пятьдесят километров дорогой назвать нельзя. Это просека какая-то, а не дорога. И нечему удивляться, что завод в таком состоянии – не успели достроить, а он скоро разваливаться начнёт, люди, как военнопленные… Правильно говорят: дороги – это артерии государства. А ваше строительство без дороги – палец гангренный. Ясно?
Мужчины послушно стали кивать, глядя в стол.
– Вижу, что ясно, – голос Сергея Константиновича стал чуть мягче. – А если ясно, то даю вам всем – всем вместе! – срок до… Когда у вас тут снег ложится?
– В двадцатых числах октября, – торопливо сообщил замгубернатора; с ним сразу заспорили:
– Да в последние годы позже… В первой декаде ноября…
– Так, – стукнул концом карандаша по столешнице москвич, – даю срок до пятнадцатого октября. Октября! Дорога должна быть. У вас четыре месяца с копейками. И… – Он снова обвёл собравшихся своим знаменитым страшным взглядом. – И без спихивания друг на дружку. Завод строим сообща, и дорогу давайте сообща прокладывать. Ведь это позор просто-напросто…
