Таким образом, соотношение психометрической оценки интеллекта и осложняющей симптоматики отражает те же тенденции, что ранее были отмечены в группе Б. В частности, здесь еще более отчетливо выявляется связь между диагностируемой степенью умственной отсталости (умеренно выраженной дебильностью) и тяжестью аффективно-поведенческих расстройств, т. к. подгруппа «легкая дебильность» по уровню интеллекта фактически не отличается от дебильности «умеренной», но представлена более легкими проявлениями психопатологической симптоматики.
Далее, при переходе к подгруппам с более высоким ОИП, так же, как и в группе Б, отмечается нарастание выраженности этих тенденций, что еще раз подтверждает наличие высокого удельного веса «внеинтеллектуальных» факторов, прямо или опосредованно принимаемых во внимание при постановке диагноза «олигофрения» и тем более при квалификации степени умственной отсталости.
Вместе с тем, следует понимать, что для констатации умственной отсталости у данной категории детей имеется достаточно оснований и непосредственно связанных с интеллектуальной сферой, недоразвитие которой носит сложно детерминированный характер, определяемый, прежде всего, констатностью тормозящих средовых влияний, неизбежно усиливающих проявления органической недостаточности.
В одной из наших работ (И. А. Коробейников, В. М. Слуцкий, 1990) были описаны некоторые специфические характеристики интеллектуального развития детей-сирот, связанные, на наш взгляд, преимущественно с длительной психической депривацией. В частности, у воспитанников детских домов с условно нормальным умственным развитием отмечалась несформированность вербального интеллекта, в количественных показателях значимо не различавшаяся с таковой у детей-олигофренов, имевших семью. При этом наиболее низкие достижения отмечались у них в пробах, предназначенных для оценки так называемого «социального» интеллекта («осведомленность», «понятливость», «сходство», «словарь»), а также отражающих сформированность произвольности, как способности к сознательному, целенаправленному и достаточно автономному управлению собственной деятельностью и поведением (субтесты «понятливость», «кодирование»).
Эти особенности, выявленные нами при сравнительном изучении упомянутых категорий детей в 6–7-летнем возрасте, в значительной мере сохраняются и в выборке, анализируемой в настоящем исследовании. Их сохранение свидетельствует о малой обратимости, слабой компенсации искажений психосоциального развития, связанных со специфической дефицитарностью среды, в которой оно осуществляется. Некоторая позитивная динамика в когнитивной сфере этих детей происходит, главным образом, за счет структур невербального интеллекта, отражая, прежде всего, развитие зрительно-перцептивных, моторных процессов, расширение и структурирование пространственных представлений, что является, на наш взгляд, основным результатом систематической и постепенно усложняющейся учебной деятельности. Эта тенденция в достаточной степени характерна для всех детей группы В: и в тех случаях, где диагноз «олигофрения» не вызывал сомнений, и в тех случаях, когда общий уровень интеллектуального развития детей-сирот, обучавшихся во вспомогательных школах-интернатах, находился в диапазоне пограничной недостаточности и даже невысокой возрастной нормы.
