Детям скажете:
«мы жили до и после,
Ее на месте лобном
Еще живой видали».
Скажете: «осенью
Тысяча девятьсот семнадцатого года
Мы ее распяли».
Революционный беспредел, разруха, голод его ужаснули. Он снова за границей, но постепенно успокаивается и приходит к выводу, что рождение нового мира ломает понятия человеческих ценностей. Эти метания сопровождали Эренбурга всю жизнь. Но когда началась Великая Отечественная война, он выступил как ярчайший публицист на стороне социалистических завоеваний Родины. Его статьями в газетах зачитывались и в окопах, и в тылу. И хотя в списках лиц, подлежащих аресту, его имя занимало одно из первых мест, Сталин так и не дал санкцию на его уничтожение. Эренбург с его популярностью в стране и за рубежом нужен был вождю всех народов.
Все это Полинин узнал в Варшаве, во время случайно выпавшего свободного от заседаний вечера, когда Ростислав, спасаясь от откровенных домогательств киевской переводчицы, которая сопровождала председателя Верховного Совета Украины Александра Евдокимовича Корнейчука, вышел из гостиницы и направился вдоль заново отстроенной Маршалковской улицы. Внезапно он наткнулся на Эренбурга, который в раздумье стоял возле ярко освещенного фешенебельного ресторана, разглядывая выставленное на улицу панно с перечислением экзотических блюд этого заведения. Увидев Ростислава. Эренбург обрадовался и предложил ему зайти в ресторан, скоротать вечерок в атмосфере западного комфорта. Полинин замялся, поскольку его суточных не хватило бы и на одно блюдо, однако Илья Григорьевич развеял его опасения. «На цены не смотрите, – сказал он, – я сегодня получил гонорар за изданную здесь книгу, и мне хотелось бы от него избавиться. Все равно с этими злотыми в Москве делать нечего».
Это был чудесный вечер с талантливым писателем и умнейшим человеком, которого обуревало желание на старости лет выговориться, пользуясь хрущевской оттепелью и отсутствием свидетелей, объяснить прежде всего самому себе прожитые годы с бесконечными метаниями в поисках оправдания того, что происходило на его глазах в стране, которая совершила умопомрачительный прыжок от закостенелой монархии к примитивному социализму, пробиваясь сквозь замученных и ушедших в мир иной людей. Он рассказывал о встречах с Пикассо и Маяковским, Мариной Цветаевой и Феллини… Кстати, в Риме именно благодаря Эренбургу, Корнейчук и Полинин получили приглашение на просмотр только что смонтированного великолепного фильма Фредерика Феллини «Сладкая жизнь». Просмотр состоялся в студии режиссера, фильм произвел огромное впечатление на Ростислава, он смотрел на экран как завороженный, с трудом переводя отдельные фразы с итальянского, как вдруг Александр Евдокимович в середине картины шепнул ему: «Знаешь, мне что-то скучновато, давай уйдем!» И вот в темноте они долго жали руку великому Феллини и, сославшись на назначенную гораздо позже встречу с крупным политическим деятелем Италии Фанфани, покинули зал. Картину «Сладкая жизнь» номенклатурные работники ЦК КПСС долго не пропускали на советский экран, и Полинину ее удалось досмотреть только в 1966 году в посольстве СССР на Кубе, где он яростно доказывал партийному руководителю Татарстана Табееву, что эта картина не будет пропагандировать разврат, а наоборот покажет советскому зрителю глубину падения буржуазного общества. Представлял ли Ростислав в то время размах пропаганды разврата в его стране в 90-е годы.
