Я призывал их внять голосу разума и сдаться, но мои призывы пропадали втуне. Кое-где самые отчаянные бойцы, сбившись в тугие узлы бронзы и железа, устремлялись вперёд, словно надеясь прорваться сквозь море окружавших их македонцев. Боги изумились бы их неистовству, но то было неистовство безнадёжности, ибо наши ряды были слишком глубоки и слишком плотны. Со всех направлений на них напирал строй глубиной в двадцать, а то и тридцать шеренг, так что орудовать копьями могли лишь первые шесть рядов. Остальные держали сариссы вертикально, стояли локоть к локтю и напирали на передних, усиливая их натиск. Это безбрежное людское море захлёстывало и поглощало отважных воинов неприятеля, одного за другим.
Наконец врагов остаётся так мало, что дальнейшее их истребление не имеет военного смысла. Я останавливаю наступление и вновь призываю фиванцев сдаться. Снова следует отказ. В это время ко мне галопом приближается отцовский гонец: царь созывает своих командиров. Слышны ликующие крики: всадники Гефестиона и Пармениона, покончив с противником на своих участках, соединяются с нами. Враг разбит по всему фронту! Всё кончено! Мы победили! Я не ощущаю ни малейшей усталости, лишь окрылённость и колоссальное облегчение.
Поручив Антипатру и Коэну завершить дело со «священным отрядом» (им приказано сохранять жизни как можно большему числу противников и ни в коем случае не задевать чести побеждённых) я на пару с Гефестионом скачу через поле следом за отцовским гонцом. Мы ликуем, ибо о таком сражении кавалерист может только мечтать. Конница показала себя с наилучшей стороны, проявив все свои преимущества. Враг разгромлен на всех направлениях. Я крепко пожимаю руку Гефестиона, и как раз в тот миг, когда мы от всего сердца поздравляем друг друга, нас на взмыленном коне настигает мчавшийся карьером посланец Коэна, Полемарх.
— Александр... — Он запыхался и говорит сбивчиво. — Там... «священный отряд». Некоторые из них кончают с собой! Что нам делать?
Из «священного отряда» уцелело около сорока человек. Все они безоружны: Антипатр и Коэн лишили их возможности не только сопротивляться, но и причинить себе вред. Сцена, предстающая взору по истечении нескольких минут по окончании боя, ужасает и разрывает сердца. Среди оставшихся в живых нет ни одного, кто не получил бы ран. Многие ужасно изувечены, однако все они нашли в себе силы, поддерживая друг друга, приковылять, притащиться или даже приползти к песчаному косогору, где находилась их изначальная позиция. Возвышающийся над ними одинокий кипарис выглядит как дерево ада.
