Мемуары Муми-папы | страница 20



Это был ни с чем не сравнимый спуск на воду! На палубу сыпался дождь из цветов и листьев. Украшенный, словно к празднику, «Морзкой оркестор» торжествующе плюхнулся в реку. С бодрым плеском мы вырулили прямо в фарватер.

— Ищи ме́ли! — крикнул Фредриксон (он нарочно хотел сесть на мель, чтобы испытать шарниры).

Я не сводил глаз с реки, но не видел ничего, кроме красной банки, прыгавшей по волнам перед носом нашего корабля.

— Это что ещё за банка? — спросил я.

— Что-то она мне напоминает, — проговорил Юксаре. — Не удивлюсь, если в ней окажется некий Шуссель.

Я повернулся к Фредриксону:

— Ты забыл своего племянника!

— Вот тебе раз, — сказал Фредриксон.

Из банки высунулась мокрая красная голова Шусселя. Он размахивал лапами, стучал зубами и от возбуждения чуть было не задушил сам себя собственным шарфом.

Мы с Юксаре перегнулись через борт и выловили банку. Она была изрядно тяжёлая, краска на ней до сих пор не высохла.

— Не испачкайте палубу, — сказал Фредриксон, когда мы затаскивали банку на борт. — Как ты себя чувствуешь, дорогой племянник?

— Ох, и не спрашивай! — запричитал Шуссель. — Только я начал собираться, а тут волна… Всё кувырком! Где мой лучший оконный шпингалет, где мой ёршик для чистки трубок? Вещи, нервы — всё вперемешку… Ужас, да и только.

И Шуссель с некоторым удовлетворением начал раскладывать свою коллекцию по новой системе, в то время как «Морзкой оркестор» скользил дальше по реке, медленно перебирая колёсами. Я сел рядом с Фредриксоном и сказал:

— Надеюсь, мы больше не встретим дронта Эдварда. Как думаешь, он жутко на нас разозлился?

— А то, — отвечал Фредриксон.


Глава третья,

в которой я рассказываю о своём первом подвиге — спасении утопающих — и о его волнительных последствиях, делюсь несколькими соображениями и описываю поведение клипдассов


ружелюбный зелёный лес кончился. Всё сделалось огромным, странным и незнакомым; по отвесным берегам бродили уродливые животные, которые мычали и фыркали нам вслед. Хорошо, что на «Морзком оркесторе» было два таких ответственных члена экипажа, как я и Фредриксон, — а то ведь Юксаре ни к чему не относился серьёзно, а интересы Шусселя не простирались дальше кофейной банки. Банку мы поставили на носу корабля, где она стала понемногу подсыхать на солнце. Самого Шусселя нам так и не удалось отчистить, и он навсегда приобрёл слегка розоватый тон.

Наш корабль медленно шлёпал вперёд, украшенный моей золочёной луковкой. Золотая краска, естественно, нашлась у Фредриксона — было бы странно, если бы в его хозяйстве на борту не оказалось такой важной вещи.