Неверфелл открыла рот, но ответить не смогла. У нее перехватило дыхание. Глаза болели, к горлу подступил комок. Дознаватели сразу поймут, если она соврет, а правду говорить нельзя, иначе она выдаст официанта, чью оплошность так опрометчиво попыталась скрыть.
«Если, опрокинув кубок с Вином, я хотя бы спасла того человека, значит, все было не зря. И я не могу сказать им об этом».
– Простите, – сглотнув, пробормотала Неверфелл. По щекам побежали беспомощные слезы.
– Говори громче!
– Простите, но… Но я не могу сказать.
– Что?!
Плотину окончательно прорвало. Дознаватели вскочили и закричали. Неверфелл тщетно уворачивалась от вопросов, которые сыпались градом, клевали ее и вгрызались в кожу. Дрожа как лист, она обхватила голову руками, чтобы не упасть. Волна паники неумолимо подступала, грозя поглотить ее.
– Вы ошибаетесь! – завопила Неверфелл, осмелев от отчаяния. – Вы все ошибаетесь! Никто не приказывал мне проливать Вино! И я не собиралась этого делать, просто так получилось, но я не могу сказать почему. Не могу!
Она стояла, тяжело дыша, и ждала, какой вердикт вынесут разъяренные дознаватели, когда статуя на троне вдруг шевельнулась. Голова из серого камня едва заметно повернулась, и в темноте под бровью холодной искрой сверкнул глаз.
Это был человек. Живой человек. Неподвижность и серый цвет сбили Неверфелл с толку, потому-то она и приняла его за статую. Заметив ее замешательство, средний дознаватель бросил взгляд через плечо, словно ожидая указаний, и увидел, как мужчина на троне чуть двинул левой рукой, точнее, левым мизинцем. Что-то неуловимо изменилось в его манере держаться, и, когда дознаватель повернулся к Неверфелл, его Лицо было уже спокойным и непроницаемым.
– Подойди ближе, – сказал он.
У Неверфелл с глаз словно спала пелена, теперь она иначе видела происходящее в комнате. Трое за столом по-прежнему производили на нее гнетущее впечатление, но Неверфелл поняла, что эти люди – всего лишь орудия, рупоры, водораздел между ней и настоящим источником власти. Она приблизилась к столу, не сводя взгляд с человека на троне.
Его кожа была гладкой, не тронутой морщинами и бледной до голубизны, но даже на расстоянии Неверфелл различала покрывавшую ее паутину блестящих линий, навевавших мысли о перламутровом узоре на колоннах. Поначалу его длинные волосы показались ей белыми, но, подойдя поближе, она разглядела, что они прозрачные, как стекло. И ногти его тоже переливались перламутром.
