XI
Баронесса Нина Черкасская после отъезда Валентина целый день была тревожно настроена. Ей все казалось, что Валентин передумает и вернется за ней, чтобы взять с собой на Урал и довести ее там до первобытности.
- Вообще это был бы кошмар, - говорила она Ольге Петровне. - И я все-таки должна быть благодарная этому святому, несмотря на его дурацкое имя.
- Я не понимаю, о чем ты так беспокоишься? Ведь ты не фарфоровая куколка, могла бы отказаться - и только, - сказала Ольга Петровна.
- Ты права, я не фарфоровая куколка... впрочем, ты совсем не права. Никак не уследишь за собой. У меня всегда получается так, что я решу не делать чего-нибудь, а в самый последний момент обязательно забуду, что я решила, и все выйдет наоборот. Потом я боюсь Валентина. Ты знаешь, у меня перед ним постоянно внутренний страх. Мне иногда кажется, что он может сделать надо мной какое-нибудь ужасное насилие.
- Ну, это уж из области твоих фантазий.
- Вот! Это и самое ужасное, что у меня фантазии. И это такое мученье. Я в один момент могу вообразить все. И еще ужасно то, что я никогда не понимаю, что я чувствую.
- Как не понимаешь?
- Так. Вот теперь уехал Валентин, быть может, навсегда, - грустно прибавила баронесса, - и я не знаю, что получилось. Я была счастлива с ним. Ты сама мне говорила, что я счастлива, а ты больше меня понимаешь в этом толк. Правда, ему было решительно все равно, верна ли я ему или нет (но я, кажется, была все время ему верна). И в то же время я боялась, как ужаса, этого Урала. Ведь есть такие женщины, что за любимым человеком готовы бежать на край света. А я не могу, не могу. На край света с горничной не побежишь, а я без нее одеться не смогу.
- Ты знаешь, мне иногда кажется, что я глупая. Ужасно глупая! - сказала с выражением отчаяния баронесса Нина.
- Женщина смело может считать себя умной, если ее любят мужчины, ответила Ольга Петровна.
- Ты думаешь? Слава богу. Ты меня утешила. А то я иногда вот так остановлюсь, - сказала баронесса, протянув перед собой руки и моргая глазами, точно она была в темноте, - остановлюсь и ничего не понимаю. В особенности, когда профессор говорит со мной о высшем. Это такая мука!.. Я сплю, а он говорит. Нам с ним больше ничего не остается. Он испуган раз навсегда. Это тем более безнадежно, что я сама не знаю, когда могу раскричаться.
- Ну, что же ты теперь думаешь делать? - спросила Ольга Петровна, сидя на диване в шляпе, с поднятой на нос вуалеткой и с таким выражением, с каким спрашивают вдову, что она будет делать без мужа.
