— Эй, Тихон, тогда веди его в малую светелку,— распорядился Фрол Угрюмов.
Малой светелкой Угрюмов называл комнату, где ему иногда приходилось встречаться с людьми простыми и небогатыми. Для богатеев и знатных особ радушный хозяин предоставлял украшенный картинами и скульптурами расписной зал.
Мастеровой оказался кряжистым детиной с курчавой бородой. Он держал свернутое и перевязанное бечевкой суконное одеяло.
— Хозяйской вашей милости нижайшее почтение,— низко поклонился он Фролу Кузьмичу.
— Будет гнусавить да поклоны бить,— поморщился Угрюмов.— Кто таков будешь и чего принес?
— Оружейного завода мы по слесарной части,— воровато оглянулся по сторонам бородач и, распустив бечевку, развернул на столе одеяло.
Перед Угрюмовым лежала сабля.
— Ну и что в ней занятного? — хмыкнул Фрол Кузьмич.— Рукоять не золоченая, каменьями драгоценными не украшена. Уж больно, того, не затейлива вещица. Ты, часом, не у городового ее уволок?
— Фрол Кузьмич, не обижай понапрасну,— вскричал бородач.— За эту саблю мне Людвиг Карлович, даром что скуп, а тыщи две отвалит и глазом не моргнет. Ее ж под семью мудреными замками прятали.
— А почто немцу не продал? — спросил Угрюмов и, прищурившись, посмотрел на бородача.
— Что я нехристь, сабля-то русская. Говорят, чудодейственную силу имеет и звенит навроде свирели. Особливо звенеть начинает в самую полночь. По-разному звенит: жалостливо и весело. Уж лучше своему она достанется, чем нехрещенному.
— Слыхал я про эту саблю, да что-то больно сумлеваюсь, а вдруг не зазвенит?
— Не сумлевайся! Вот тебе крест,— дернул бородач рубаху и показал Угрюмову крестик, едва заметный на волосатой груди.
— Зарос, чисто медведь,— ухмыльнулся Угрюмов.
Он вытащил из кармана халата связку ключей, подошел к шкафу и, открыв его, достал несколько ассигнаций.
— Бери триста рубликов и катись отсюда с глаз долой! А только дурак ты, братец, что немцу саблю не сторговал.
Бородач нагнулся забрать саблю, но Угрюмов его опередил.
— Сейчас Тихона да городовых кликну, и тебя, вора, в железо забьют и в рудник. Ступай, покуда цел!
— Эх, паук-кровососина. Обхитрил-таки,— со злобой сказал бородач, подобрал деньги и, опустив голову, вышел.
