Первым философом, почувствовавшим бездомность и свое одиночество посреди высших и низших сил, был Августин (354—430 гг. н. э.). С его точки зрения, человек — это великая тайна. Он сам не знает, кто он, чего в нем больше — божественного или дьявольского. Августин упрекал людей, которые восхищаются высокими горами, морскими волнами и свечением звезд, но не удивляются самим себе. Удивляться надо не тому, что человек вещь среди других вещей, а тому, что он ни на одну вещь не похож, что он вообще не находится в ряду вещей.
Когда же христианская религия окрепла и широко распространилась, она построила новый дом, новый христианский космос, с райским садом и девятью кругами ада. Этот мир был совершенно реальным для средневекового человека.
Человек в таком мире перестает быть проблемой, он занимает положенное ему место он обустроен, ему спокойно и тепло. Он больше не мучается вопросом, которым терзался Августин: кто я такой и откуда пришел?
Стены этого дома рухнули под ударами Коперника. Беспредельность надвинулась вдруг со всех сторон, и человек оказался в мире, устрашающая реальность которого не позволяла видеть в нем прежний дом. В этом мире человек вновь стал беззащитным, хотя на первых порах разделял восторг Джордано Бруно перед его величием, а потом восторг Кеплера перед его математической гармонией. Но уже Паскаль увидел не только величие звездного неба, но и его жуткую загадочность, испытал испуг перед вечным молчанием бесконечного пространства.
Распад прежнего образа Вселенной и кризис ее надежности повлек за собой и новые вопросы со стороны беззащитного, бездомного и потому проблематичного для самого себя человека,
Наука и философия последующих веков стала создавать новый образ Вселенной, но не новый дом. Стоит только всерьез принять идею бесконечности, считает Бубер, и нового дома уже не выстроить. Даже концепция замкнутого мирового пространства Эйнштейна никоим образом не поможет: это совсем иная замкнутость, иная конечность, которая уже не рождает ощущение вселенского дома.
Такая концепция мира ставит крест на самых заветных стремлениях души, она противоречит всем ее надеждам и представлениям — этот новый космос можно помыслить, но нельзя себе представить. А человек, который его помыслил, уже не жилец в нем. Постепенно человечество вообще стало отрекаться от идеи построения дома, оно все больше становится бездомным, заброшенным в этот мир, покинутым. И вновь и вновь у него возникают вопросы о собственной природе, о своей истинной родине и путях ее поиска.
