Я все еще держал в руках телефон.
9:30, Харроу-он-Хилл.
Есть только один выход, хоть он и означает, что придется коренным образом изменить подход к книге и мою роль в ней. Нет необходимости «переписывать» Готорна, врать, защищать – он вполне способен сам о себе позаботиться, – но я могу поставить его мнение под вопрос… По сути, это мой долг, иначе я навлеку на себя именно ту критику, которой так опасаюсь.
Итак, я узнал, что он – гомофоб. Ок, я попытаюсь выяснить, откуда в нем это (отнюдь не оправдывая). И если в результате я смогу его лучше понять, кому будет хуже? Книга только выиграет.
Может, он сам – гей? В конце концов, некоторые политики или священники высокого ранга, публично выступающие против гомосексуальности, сами оказывались… Я не стану его обличать. У меня нет ни малейшего желания причинить ему вред, зато появилась реальная цель.
Я займусь расследованием следователя.
Я взял телефон и набрал три слова:
Затем лег спать.
* * *
Кафе «Унико» находится недалеко от станции метро, в конце неопрятной улицы, почти у вокзала. Готорн уже заказал завтрак: яичница с беконом, тост и чай. Я впервые застал его за едой. Он ел с осторожностью, словно подозревал яичницу в злом умысле; быстрым движением разрезал и закидывал куски в рот, стараясь поскорее от них избавиться. Похоже, еда не доставляла ему никакого удовольствия.
Я ждал, что Готорн извинится за прошлый раз, но он лишь улыбнулся. Похоже, он нисколько не удивился моему появлению – ему даже в голову не пришло, что я могу передумать.
Я присел за столик и заказал сэндвич с беконом.
– Как дела? – спросил Готорн.
– Нормально, – сдержанно ответил я.
– Я тут занялся семьей Гудвин на досуге… – Готорн одновременно ел и говорил, умудряясь не чавкать. На столе возле него лежал блокнот. – Отец – Алан Гудвин, свой бизнес, проведение разных мероприятий. Его жена – Джудит Гудвин, работает на полставки в детской благотворительной организации. У них только один сын, Ларри Гудвин, ему сейчас девятнадцать. Повреждение мозга. Доктора говорят, нужен полный уход, но это может означать все, что угодно.
– Неужели вам их нисколько не жаль? – спросил я.
Он поднял голову от тарелки, озадаченный.
– С чего ты взял?
– Ну вы так лихо оттарабанили сухие факты. «У них только один сын!» Разумеется, только один – второй-то погиб! А тот, что остался в живых, – вы хотите сказать, он притворяется?
– Я смотрю, ты сегодня встал не с той ноги. – Готорн отпил чай. – Я ничего не знаю о Ларри Гудвине кроме того, что уже сказал, однако если Дайана Каупер не ошиблась, он вполне мог выбраться из кровати или из инвалидного кресла и навестить ее на Британия-роуд. И вообще, ты сам только вчера сюда рвался! Ты сам их всех подозреваешь – мать, отца, брата, – если допустить, что он мог… Поправь меня, если ошибаюсь.
