– Не вынуждай меня повторять, – сказал Моримото, спуская брюки до колен.
– Я закричу, – выдавила Хана между мучительными вдохами. – И вас накажут, если ночной охранник найдет.
Моримото прижал ее к полу и снова взгромоздился сверху. Его лицо надвинулось, они почти соприкоснулись носами.
– Я и есть ночной охранник.
* * *
Когда все закончилось, Моримото вытянулся рядом. Хана повернулась к нему спиной, чтобы он не видел ее слез. С тех пор как она угодила в бордель, ею воспользовалось без счета мужчин – больше пятнадцати только в первый день. Она ненавидела их всех. Их похоть ей была отвратительна. Ее тошнило от их страха перед смертью, от разговоров о победоносной войне их императора. Она желала им всем медленной мучительной смерти и загробных страданий. Но ненависть, которую она испытывала к Моримото, превосходила все остальное. Эта ненависть пожирала, выжигала душу, и Хана могла лишь дать волю гневу в беззвучных, яростных слезах.
Его дыхание выровнялось – похоже, уснул. Хана вытерла лицо уголком ветхого одеяла. Сверчки опять завели свою песню, а мыши снова засуетились под расшатанными половицами. Хана была в отчаянии. Она не властна над капризами и желаниями Моримото. Если ему будет угодно посетить ее среди ночи, то он посетит. Если захочет бить до потери сознания в каждый визит, то так и сделает. Она не хозяйка своему телу.
Мысли перенесли ее к колодцу за огородом. Если броситься вниз головой, то можно лишиться сознания от удара, а потом захлебнуться. Она так и видела, как слетает по лестнице, выбивает на кухне стекло и мчится через двор, пока не спохватился Моримото, а дальше изуродованная, бесчувственная погружается в черную воду. Это пока ей по силам. Вот как можно вернуть власть над телом.
Хана встала. Она дрожала, оставшись без тепла, что исходило от Моримото. Японец перевернулся, и Хана выждала, пока он снова задышит ровнее. Колодец маячил перед глазами. Если повезет, смерть будет быстрой, безболезненной и ей не придется терпеть прикосновения Моримото. Убедившись, что он спит, Хана переступила через его обнаженное тело и скользнула к двери. Половицы оглушительно скрипели, каждый шаг словно взрыв в ночной тиши. Хана была уже почти у двери, когда послышалось: “Дочка, проснись”.
Руки и ноги покрылись мурашками. Голос матери. Так близко. Хана закрыла глаза и прислушалась.
“Пора”, – сказала мать, и Хана вдруг ее увидела. Она дома, мать рядом, уговаривает ее проснуться. Хана чувствовала, как материнская рука осторожно трясет ее за плечо. Она открыла глаза. И вернулась в реальность – она стояла в каморке, выбирая между жизнью в борделе и свободой, которая ждет ее на дне колодца.
