Маньчжурия, лето 1943
Шли недели, и Хану, несмотря на сближение с остальными девушками, засасывала мертвящая рутина. Единственное разнообразие вносил склочный петух. Престарелая китайская чета держала кур взаперти – те несли яйца, которых девушкам не давали ни разу. Хана возненавидела взъерошенную тварь, нагло разгуливающую по двору.
Петух охотился на нее всякий раз, стоило ей выйти. Когда она стирала платье, подлая птица подкрадывалась сзади и с силой клевала в ногу – до крови. И проделывала это столь быстро, что Хана не успевала обернуться и пинком отогнать врага. Бывало, она набирает из колодца воду, а петух запрыгивает на спину, когда она нагибается, и Хана пугается, роняет ведро, и приходится все повторять. Птица была будто одержима злым духом, полным решимости превратить ее жизнь в еще больший кошмар.
Каждое утро, когда петух орал, Хана просыпалась с мыслью о духе Сан Су, который преследует ее. Она пробовала помириться с петухом, даже носила в кармане горстку риса, чтобы задобрить птицу. Петух исправно склевывал зерна, а затем долбил клювом ладонь.
Как-то, месяца через два, петушиный вопль выдернул Хану из зыбкого сна посреди ночи. Лежа во тьме, она ждала, когда мерзавец заорет снова, так как в его обычае было кукарекать трижды с немалыми паузами, заканчивая нотой особенно долгой и пронзительной, но ничего не происходило. Хана даже засомневалась – да петух ли ее разбудил. Может, была другая причина.
Две звездочки, имен которых она не знала, слабо мерцали между железных прутьев узкого окна. Темное небо подсказывало, что уже далеко за полночь, но и рассвет наступит еще не скоро. Хана вслушивалась в тишину, в привычные звуки борделя. Под порывами ветра скрипит потолок, за половицами стрекочут сверчки, за стенам шебуршат мыши – все как обычно. Внезапно внизу стукнула дверь, чьи-то шаги в зале.
Для смены караула слишком рано, это происходит на заре. Шаги приглушенные, а охрана не заботится о тишине. Наоборот – солдаты будто заявляют о своем присутствии и топают по деревянным полам, не думая о спящих наверху девушках.
Осторожные шаги достигли лестницы, все ближе, ближе, и вот они замерли у ее двери. Хана натянула одеяло до подбородка. Это не офицер. Офицеры обедают, пьянствуют и устраивают церемонию по выбору девушки, которую потом ведут наверх. В узкую щель под дверью проник слабый свет фонаря. Хана пожалела, что погнушалась солдатами, искавшими ее расположения, и не выбрала покровителя. Если есть покровитель, то внеурочные посещения запрещаются из опасения, что мужчина, предъявивший права на девушку, отомстит. Возможно, это какой-нибудь отвергнутый ею солдат, который явился проучить ее… Как ему объяснить, пока не убил, что в отказе не было ничего личного и она одинаково брезгует всеми?
