Дочь превзошла себя. Помимо двух тарелок с дымящимся рисом на столе красовался целый строй фарфоровых блюдец со всякой всячиной.
– Мой любимый панчхан![9] – обрадовалась Эми, изучая мисочки.
– Вчера все утро готовила, – созналась Джун Хви и села напротив.
Эми взяла палочки и попробовала фасоль. Восхитительно, тут же доложила она дочери. Какое-то время они ели молча, лишь Снежок то и дело напоминал о себе. Джун Хви угостила его кусочком рыбы.
После завтрака они перенесли кофе в гостиную, и дочь включила проигрыватель. По комнате растеклась фортепианная музыка, Джун Хви убавила звук.
– Красивая музыка, – сказала Эми.
– Это Шопен. Тебе и в прошлый раз понравилось.
– Да, очень красивая.
Джун Хви, улыбаясь, глядела в окно. Эми догадалась, что дочь ждет Лейн.
– Мама, ты точно не против Лейн? Не возражаешь, если она тоже пойдет?
– Я же сказала, что нет. И не беспокойся обо мне. А твой брат приедет?
– Нет, он работает.
– А мой внук?
– Он в школе. Мы с ними увидимся вечером, за обедом.
Джун Хви вздохнула. Эми показалось, что она расстроена. Вот только непонятно из-за чего. Эми сидела в ожидании, хотя уже допила кофе и пора бы одеваться.
– Мама, можно спросить?
Дочери пятьдесят восемь, а все еще боится заговорить с матерью. Эми не понимала, чем уж таким напугала она дочку в детстве.
– Конечно, о чем угодно.
Джун Хви отпила кофе и посмотрела на свою чашку. Облизнула губы и, не поднимая глаз, спросила:
– Ты была женщиной для утешения?
Между ними невидимой пеленой повисла тишина. Эми ответила не сразу, долго рассматривала свои руки.
– Ты поэтому, как ни приедешь, ходишь на демонстрации по средам?[10] – продолжала дочь, напряженно морща лоб.
Эми потрогала столик. Гладкий и прочный. У нее сжалось сердце. Демонстрации по средам проходят еженедельно уже двадцать лет с тех пор, как о себе заявили так называемые женщины для утешения, хотя Эми бывает на них только раз в год последние три года. На демонстрациях требуют справедливости: японское правительство должно признать свои военные преступления, совершенные против тысяч женщин в период Второй мировой войны.
Война давным-давно закончилась, протесты тоже звучат много лет, а преступления по-прежнему остаются безнаказанными. Чем заслужить прощение? Выдать кого-то одного? Эми потерла грудь. Сердце немного отпустило. Сегодняшняя демонстрация – особенная, тысячная по счету.
– Мне-то почему не сказать? – Голос дочери дрожал от обиды.
Эми положила ладони на бедра. Она никогда не умела разговаривать с дочерью. Джун Хви – научный сотрудник, главное для нее – логика. Перед тем как принять решение, она все тщательно взвешивает, а потом исполняет задуманное, точно и аккуратно. Поэтому она и не пошла с Эми в море, не стала хэнё. Джун Хви предпочла университет, надеясь отыскать там мир, понятный ей, а Эми никогда не понимала вселенной, где обитала дочь. Точно так и Джун Хви не понять вещей, которые Эми всю жизнь от нее скрывает. Не хватит слов, чтобы объяснить дочери свое упорное молчание. Но и лгать она больше не может.
