На циновке у дальней стены сидела женщина. Ноги ее были раскинуты, бедра в крови. Между ее ног сидел на корточках мужчина, лицо прикрыто повязкой. Волоски на шее у Ханы зашевелились, когда она осознала, что жуткие стоны исторгает окровавленная женщина.
– Ей надо тужиться, – сказал мужчина по-японски.
Хана не видела, к кому он обращается, но тут раздался женский голос, сказавший по-корейски:
– Доктор велит тебе тужиться.
Хана судорожно втянула воздух. Кореянка. Женщина снова закричала – низко, утробно, скорее звериный крик, нежели человеческий. Хана собралась взбежать обратно наверх, ей было страшно, и в то же время она ощущала надежду – она попала к корейцам.
– Она не хочет, – сказал японец.
Хана застыла.
– А ребенок? – спросила невидимая ей кореянка.
– Он уже мертв.
– А операция ей не поможет?
– Слишком велик риск инфекции.
– Так что же с ней делать?
– Пусть тужится или умирает. Скажи ей, что пусть напряжется, если жизнь дорога.
Хана не стала ждать дальнейшего. Она бесшумно взлетела на второй этаж, нырнула в комнату и упала на циновку. Ее трясло, и, чтобы усмирить дрожь, она подтянула к груди колени, плотно обхватила. Прислушиваясь к мучительным крикам роженицы, она поглядывала на поднос с водянистым рисом и пикулями. В желудке заурчало. Хане было тошно себе признаться, что ей хочется есть, несмотря на летящие снизу предсмертные вопли. Но их было недостаточно, чтобы перешибить это тянущее чувство голода.
Она взяла миску и выхлебала рисовую жижу. Опустошив посудину, в один присест проглотила пикули и вытерла лицо подолом. Из-за двери донесся очередной стон, и Хану замутило. Тошнота была столь нестерпимой, что Хана едва успела наклониться над тазом. Ее вывернуло.
Рис, вода, пикули – все выплеснулось в таз. Утершись ладонью, Хана встала и подняла таз, чтобы снести его вниз и найти, куда можно опорожнить. На полпути к лестнице ее настиг новый стон-вой, и она быстро вернулась в комнату.
У двери Хана заметила деревянную табличку. На ней по-японски были вырезаны название цветка и цифра: “Сакура 2”. Поставив таз, она снова вышла в коридор и изучила другие двери. “Цубаки 3”, “Хината 4”, “Кику 5”, “Аямэ 6” и “Рико 7”[7]. Дойдя до последней двери, она услышала шум с другого конца коридора, где находилась ее комната.
Хана вернулась и обнаружила, что ее дверь не последняя, за ней есть еще одна. И на табличке вовсе не название цветка, а женское имя. “Кейко 1”[8]. Из-за двери донесся шорох. Надеясь найти хоть кого-то, кто объяснит ей, где она и зачем здесь находится, Хана коснулась дверной ручки. Сердце сбилось от страха с ритма и колотилось слишком быстро, слишком сильно, дыхания не хватало. Ручка подалась легко.
