. Годом раньше один школьник на купольном потолке у центрального входа нарисовал себя и троих друзей — все четверо выглядывали из-за стенки а-ля Килрой
[12], — и всякий раз, когда Пёрл проходила под этим куполом, ей чудилось, что это они гостеприимно с нею здороваются.
После школы она шла к Ричардсонам, валялась на угловом диване в семейной гостиной со старшими и смотрела шоу Джерри Спрингера. Этот маленький ритуал сложился у детей Ричардсонов в последние годы — один из редких случаев, когда они в чем-то сошлись. Никто ничего не планировал, никто ни с кем ничего не обсуждал, но каждый день, если у Трипа не было тренировки, а у Лекси репетиции, они собирались в семейной гостиной и включали Третий канал. Для Сплина — чарующий психологический этюд: каждый эпизод — очередной пример дикости человечества. Для Лекси — сродни антропологии: матери-стриптизерши, полигамные жены, малолетние наркодилеры открывали окно в далекий-далекий мир, все равно что из книг Маргарет Мид[13]. А для Трипа — чистая комедия: великолепный балаган с запиканными тирадами и обильным швырянием стульев. Больше всего он любил, как с гостей срывают парики. Иззи все это считала невыразимым идиотизмом, баррикадировалась наверху и играла на скрипке.
— Единственное, к чему Иззи относится серьезно, — объяснила Лекси.
— Нет, — возразил Трип, — Иззи ко всему относится слишком серьезно. В этом и беда.
— Ирония в том, — как-то днем сказала Лекси, — что через десять лет мы увидим Иззи у Спрингера.
— Через семь, — сказал Трип. — Максимум восемь. «Джерри, вытащи меня из тюрьмы!»
— Или «Моя семья хочет сдать меня в психушку», — согласилась Лекси.
Сплин неуютно поерзал. Лекси и Трип относились к Иззи как к собаке, которая вот-вот взбесится, но между собой всегда ладили.
— Она просто немножко импульсивная, — сказал он Пёрл.
— Немножко импульсивная? — засмеялась Лекси. — Это, Пёрл, ты пока ее не знаешь. Увидишь еще.
И полились истории, а про Джерри Спрингера все временно забыли.
Когда Иззи было десять, ее задержали в Обществе защиты животных — она хотела освободить всех бродячих кошек. «Они там как заключенные перед казнью», — сказала она. Когда ей было одиннадцать, мать — сочтя, что Иззи чересчур неуклюжа, — записала ее на танцы, улучшить координацию. Отец настоял, чтобы Иззи ходила туда весь семестр — потом может бросить, если хочет. На каждом занятии Иззи садилась на пол и отказывалась шевелиться. На концерте она — прибегнув к зеркалу и маркеру — написала на лбу и щеках Я ВАМ НЕ МАРИОНЕТКА прямо перед выходом на сцену, где простояла столбом, пока остальные конфузливо танцевали вокруг.
