«Помнишь?» – спрашиваешь ты в конце.
«Да. Давай же, Элл».
Ты покидаешь свой пост у окна и идешь ко мне. Я протягиваю тебе часы. У тебя дрожат руки. Я держу рубашку, еще теплую от утюга, и ты просовываешь руки в рукава. Пытаешься застегнуться, но пальцы толсты и неповоротливы.
«Не знаю, что со мной такое», – бормочешь ты.
«Нервы», – говорю я и сам застегиваю тебе рубашку. Вручаю брюки, и ты их надеваешь. «Кажется, у меня трусы мокрые», – говоришь ты. Я молчу. Я замечаю, что у тебя носки наизнанку, но молчу и об этом. Поднимаю воротничок твоей рубашки, окружаю его узким галстуком, завязываю. Опускаю тебе воротничок, поправляю его. У тебя изо рта пахнет зубной пастой. Осторожно отлепляю клочок туалетной бумаги, прилепленный к твоему подбородку. «Уже не кровит», – говорю я. Вдеваю простые серебряные запонки тебе в манжеты. Ты заправляешь рубашку в брюки и застегиваешь их.
«Туфли?» – спрашиваю я.
Потертые броги. Ты садишься на кровать и надеваешь их. Единственное, что я попросил тебя сделать самостоятельно.
Ты встаешь. Я держу пиджак от твоего костюма. Ты его надеваешь.
«Волосы», – говорю я. Ты расправляешь волосы пятерней. Они почти высохли.
«Так», – говорю я. Отступаю на шаг. Этому костюму лет десять. Тонкая темно-синяя шерсть, узкие лацканы, узкие штанины, доходящие до верха туфель. Белая рубашка. Узкий бордовый галстук с двумя темно-синими полосками. Я обтряхиваю твои плечи ладонью.
«Ну что, сойдет?» – спрашиваешь ты.
«Ты неотразим», – небрежно говорю я. Слова огибают ком в горле.
«Кольцо у тебя?»
Вынимаю из кармана кольцо. «Можешь поставить галочку».
«Машина приехала!» – кричит снизу Мейбл.
Я предлагаю тебе руку.
Ты смотришь на меня. Ты говоришь: «Спасибо…»
«Ладно, ладно, пойдем уже».
Меня исцеляют ночи. Шаги по саду вокруг спящего маса. Ритуал раздевания в черноте ночи, ощущение воды, когда прыгаешь в нее, когда начинаешь всплывать, когда голова выныривает на воздух. Сила рук и ног, продвигающих меня вперед. Раз, два, три, вдох. Кувыркаюсь в воде, разворачиваясь. Мысли немеют от монотонности, размеренное повторение укрощает гнев. И я медленно обретаю себя вновь в фосфоресцирующей синеве бассейна.
После ужина я подолгу сижу в брызгах света от свеч, благословляемый, словно ладаном, курящимися спиралями от комаров. Пью местное розовое вино, как воду. Прислушиваюсь к чужим разговорам – мой французский сильно улучшился. Пожилая пара, приехавшая раньше меня, проходит мимо и говорит: «Bonsoir, Monsieur»
