к тебе везде обращены восторженные лица.
Дора склоняется и целует меня в лоб. Она идет к воде, и я бегу за ней. «Притворись, что я тону, а ты меня спасаешь», – говорю я, прыгаю в воду и плыву к середине реки, беспорядочно дрыгая руками и ногами. Дора плывет ко мне и шепчет, чтобы я откинулся на спину и перестал бороться. Все будет хорошо, говорит она, буксируя меня по теплым недвижным водам. И всю дорогу я продолжаю декламировать: «О капитан, мой капитан!»
Я несусь в больницу – мне не терпится рассказать Крису о фильме. Я несколько раз проигрываю в голове эту сцену: что именно я собираюсь ему сказать, войдя в палату. Я собираюсь встать в дверях и продекламировать все стихотворение от начала до конца. Совсем как в театре. Дверь – сцена, Крис – аудитория, и, может быть, кто-нибудь из медсестер тоже заглянет послушать. Я уже знаю, как все будет. Немножко хорошего посреди трудного дня.
Я подхожу к палате Криса, и у меня подгибаются ноги. С кровати содрано белье, палата пуста. Хлоя видит меня и подбегает со словами:
– Все хорошо, Майкл, все хорошо. Его родители приехали. Забрали его домой.
Я в палате Дж. – смотрю новости. Репортаж Би-би-си из Германии. Берлинская стена разрушена, ворота открыты. Машины гудят, друзья и родственники воссоединяются, все пьют шампанское. Приходит Хлоя, приносит мне чай. Она обнимает меня за плечи и говорит, кивая на телевизор:
– Десять лет назад никто бы и не подумал, что такое возможно. А теперь гляди. Жизнь меняется так, что мы этого и не ожидаем. Стены рушатся. Люди выходят на свободу. Нужно только подождать.
Я понимаю, что она пытается сказать: есть надежда.
Дж. умер 1 декабря 1989 года. Я не плакал. Но порой мне кажется, что у меня подтекает кровь из вен, словно мое тело надорвалось и теперь я тону внутри самого себя.
Я слег на диван. Не знаю, какое сегодня число, и мне все равно. Тело такое тяжелое, что я едва двигаюсь. Питаюсь овощным бульоном в больших количествах. Иногда ощущаю, как воняет в квартире.
Вставая, каждый раз поправляю подушки на диване, чтобы по возвращении лечь на готовое. Мелочи важны. Я лежу лицом к балкону и по вечерам теряюсь в игре огней. Иногда я открываю скользящую дверь и слышу, как приближается Рождество. Прохожие болтают о том, кто куда пойдет и кто что собирается купить. Я слушаю, как клерки, надравшись на рождественском корпоративе, орут песни. Иногда я выползаю наружу и смотрю, как парочки беззаконно обжимаются в темных уголках. И задумываюсь о том, что такое эта краденая нежность – начало чего-то или, наоборот, конец.
