В момент, запечатленный на фотографии, мы говорим: «Salut! Salut!»[18] – и чокаемся, и разносится запах аниса, сладкий, манящий. «Эй!» – кричит кто-то, и мы поворачиваемся на звук. Вспышка! На миг мы слепнем, пятимся к стойке бара. Щуримся. Мне в руку пихают визитную карточку. «Demain, oui?»[19] – говорит фотограф. «Merci»[20], – улыбаюсь я. «Это мошенничество!» – шипит мне на ухо Эллис. «Сам ты мошенничество», – говорю я.
Запах осьминога, жаренного на гриле, выманил нас на террасу, где пол был покрыт рогожными циновками, за которыми начинался песок. Мы стояли, глядя на неподвижное черное море – оно сливалось с ночью так, что границы не разглядеть. Грациозно кивали фонари на мачтах рыбацких лодок, и пела Франсуаза Арди: «Tous Les Garçons et Les Filles»[21]. Я закурил и почувствовал себя героем фильма. Воздух словно искрил.
Помню, однажды я рассказал об этом Энни, а Эллис вообще ничего не смог вспомнить. По временам он меня ужасно разочаровывает. Он не вспомнил ни рыбацких лодок, ни Франсуазу Арди, ни какой теплый был вечер, ни как искрил воздух…
«Искрил?» – переспросил он.
«Да», – сказал я. Искрил от предвкушения, от возбуждения. Я сказал Эллису, что, даже если он не помнит, это никак не отменяет прошлого. Все драгоценные моменты жизни где-то существуют.
«Я думаю, его смущает слово „драгоценные“», – сказала Энни.
«Возможно», – сказал я, глядя на Эллиса.
Я подливаю себе вина и встаю. Смотрю на силуэт города и думаю, что Лондон удивительно прекрасен. По улице едет машина с открытыми окнами, из которых несется музыка – Дэвид Боуи, «Starman»[22]. Машина уезжает, и ночь затихает, погружаясь в молчание.
Я опять в больнице, в палате у Дж. Я держу его за руку и шепчу: «Кадмий желто-оранжевый, лазурь железная сухая, кобальтовая синь». Он шевелится. Я глажу его по голове. «Окись хрома, неаполитанский желтый». Колыбельная цвета. Я чувствую, что в дверях кто-то стоит, и поворачиваю голову.
– Ты встал, – говорю я. – Рад тебя видеть.
– Это Дж.? – спрашивает Крис.
– Боюсь, он сегодня не в лучшей форме.
– А что это ты ему такое говорил?
– Названия красок. Он был художником.
– Какой ты милый.
– А ты хорошо выглядишь.
– У меня есть лимфоцит, – заявляет он.
– Тихо, – говорю я, – а то все остальные тоже захотят.
Он смеется.
– Врачи считают, что мне лучше.
– Да это прямо видно.
– Я на тебя тогда обиделся.
– Я знаю.
– Но мне не хватает наших разговоров.
– Я – ходячая дилемма, – говорю я.
– Друзья прислали мне торт. Сегодня у меня есть аппетит.
