Он бесцельно бродил до темноты. Купил себе жареной картошки и съел ее на улице, привалившись спиной к стене, – мама была бы в ужасе. Домой он вернулся лишь тогда, когда, по его расчетам, отец наверняка уже вырубился – на кровати или на полу.
Когда Эллис вошел, света в прихожей не было. Он тихо поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы, и тут загремел голос, заставив отпрянуть в темноту передней комнаты.
– Сюда, – сказал отец, включая лампу.
Он встал с дивана, и пластиковый чехол затрещал искрами. В руке у отца был один из Эллисовых альбомов.
– Ты совсем в тряпку превратился, – сказал отец, перелистывая страницы. – Смотри, какой ты тряпкой стал.
Он швырнул альбом через комнату. Страницы раскрылись на портрете Майкла.
Отец сказал:
– Слушай меня. То, что ты хочешь делать, и то, что ты сделаешь, – разные вещи. Доучишься следующий год и уйдешь из школы.
– Нет, – сказал Эллис.
– Я записал тебя подмастерьем на автомобильный завод.
– Но мама говорила…
– Ее тут нет.
– Дай мне доучиться до восемнадцати. Пожалуйста.
– Встань в защитную стойку.
– До восемнадцати. После этого я сделаю все, что ты скажешь.
– Встань. В. Защитную. Стойку. Как. Я. Тебя. Учил.
Эллис неохотно поднял перед собой сжатые кулаки. Он смотрел, как отец подбирает рабочие ботинки и надевает их на руки. Тяжелые кожаные подошвы смотрели вперед, на Эллиса.
– А теперь бей, – сказал отец.
– Что?
– Бей мои руки.
– Нет.
– Я сказал, сука, бей мои руки. Бей. Я сказал, сука, бей!
И Эллис ударил.
Он едва мог держать телефонную трубку, с чудовищным трудом набрал номер. Но через полчаса у дверей стояла Мейбл – из-под пальто выбивался подол ночной рубашки. Эллис запомнил, как она вошла в дом и велела Леонарду Джадду отойти от нее и не говорить с ней, пока она не остыла. Она поднялась наверх вместе с Эллисом и сложила в сумку его учебники и кое-какую одежду. Посадила его в фургон и поехала обратно к лавке.
Остановившись на светофоре, она сказала:
– Эллис, ты не торопись.
– Мама хотела, чтобы я стал художником.
– Для этого не обязательно рисовать на холсте. Я знала одного кузовщика, жестянщика, так он работал с машинами – словно скульптор по мрамору. Примирись с этим, мальчик. Примирись.
Они остановились у лавки. Слабый свет с кухни проникал через занавеску.
– Пока я здесь, у тебя всегда будет дом, – сказала Мейбл. – Ты ведь это знаешь, правда? Вот твой ключ. Я оставлю его на крючке в кухне. Возьмешь, когда будешь готов.
– Спасибо, Мейбл.
Часы на кухне показывали семнадцать минут третьего. Мейбл достала из холодильника формочку со льдом и завернула кубики в тряпку.
