Шесть тонн ванильного мороженого | страница 129
Спотыкаясь, я вышел на середину дороги и заорал.
Я хрипел, как попавший в капкан зверь. Я давился соленой горечью слез, меня мутило от их мерзкого вкуса, я угрожал и кричал кому-то «сволочь», пока горло не перехватило, и я не закашлялся.
Новый угрюмый мир не удостоил меня даже эхом, нависший над деревней лес впитал мой вопль с безразличием губки.
Я поплелся вверх по шоссе.
Олень переходил дорогу, я потрогал разлапистые мощные рога и черный нос. Нос был мягок, как бархат.
Я сижу и вглядываюсь в мертвый океан, в едва различимую линию горизонта. Вода и небо почти одного цвета и напоминают лист кровельной жести, согнутый пополам.
Ты мне скажешь, что это не самая удачная из моих метафор. Возможно, ты права.
Я прекрасно знаю, что там запад, знаю, что солнце зашло именно там и должно появиться за моей спиной, на востоке. Так, скажешь ты, написано в учебнике по астрономии. Но мне совершенно наплевать на всю эту астрономию и прочую научную дребедень, мне наплевать на все законы физики, всех этих Ньютонов и Эйнштейнов, поскольку в моем сумрачном мире их формулы и теоремы не стоят ни гроша. И я абсолютно уверен, что на сей раз свет придет с запада. И не вздумай спорить со мной! Увижу ли его, этот свет – это другой вопрос. Но я буду вглядываться.
Я встаю, прижав ладонью амулет к груди, серебряная птица теплая, словно живая. Я делаю шаг к обрыву (ты же помнишь, как я боюсь высоты?), заглядываю вниз: там седая водяная пыль, прибой застыл косматыми сугробами и клочьями пены, волны дыбятся и мутно сияют бутылочной зеленью. Это действительно красиво, но долго туда я смотреть не хочу, боюсь ненароком разглядеть внизу что-нибудь рыжее.
Я знаю, мне не вернуться, не вернуться никогда. Слово «никогда» слишком драматично, на мой взгляд, но это именно тот случай. Так что – никогда.
Ты поспешно улыбнешься, скажешь, ну как же, это не конец, ну а душа, душа? Она-то бессмертна, душа вечна! И (тут ты даже поднимешь указательный палец): поэтому я не исчезну, а громыхну раскатистым эхом в черном небе над Двиной или вспыхну малиновым хохолком птички-кардинала на верхушке магнолии, а может, рассыплюсь монетками лунной дорожки по монастырскому озеру или звякну капелью в весенней луже где-нибудь на Таганке. Ты наговоришь еще кучу подобной чепухи, ты просто добра ко мне. Я кивну и улыбнусь, хотя мысли у меня сейчас не самые веселые. Каким образом жизнь промелькнула так бездарно и закончилась столь пошло и нелепо? И как это могло случиться именно со мной?