Но слова этой песни, непонятные большинству присутствующих, потрясали мою душу глубже, чем магически выверенный танец:
— Проводи день радостно, жрец,
Вдыхай запах благовоний и умащений…
Оставь все злое позади себя,
Думай лишь о радости до тех пор,
Пока не причалишь ты к стране, любящей молчание.
[26]Двойная флейта с её низким, хрипловатым голосом и резкие звуки сотрясаемых систров вносили в радостную беззаботность песни нечто щемяще-тревожное. Так волнует горьковатый запах полыни среди сладкого благоухания цветов, солоноватый вкус крови, которым отдает поцелуй страсти.
Танец кончился. Пирующие разразились радостными криками, бросая плясуньям цветы, кольца и браслеты. Те проворно принялись собирать их, не забывая об ужимках и забавных трюках, а потом выскочили из залы.
— Тебе понравилось, Милет? — поинтересовался я у своего соседа.
Тот кивнул:
— Жаль только, нельзя понять слов.
Я на мгновение опустил глаза, припоминая, и продекламировал нараспев переложение песни на ахейский.
— Никогда не подумал бы, — удивился Милет. — Зачем среди радости вспоминать о смерти?!
— Чтобы явственнее ощутить вкус жизни, наверное, — ответил я. — Разве нет?
— Твоему брату не нужно боли, чтобы радоваться, — пожал плечами Милет и, глядя мне прямо в глаза, наполнил мой кубок неразбавленным вином. — Ты так не умеешь? Это так же просто, как выпить эту чашу.
— Это слишком просто, — я все же вынужден был принять от него кубок.
— Ты упрям, как бык, — рассмеялся Милет. — Не завидую тому, кто окажется подле тебя.
Поднял кубок, многозначительно улыбнулся:
— Во славу сладчайшей Киприды, царевич Минос!
Плеснул немного вина на пол. Я тоже совершил возлияние. Мы выпили, не отводя друг от друга глаз. Его взгляд был крепче вина. Голова у меня кружилась уже давно. И сердце, лихорадочно твердящее имя прекрасного юноши, готово было разорваться.
— Ну вот, ты и проиграл спор со мной, царевич.
— Опасно злить Киприду, Милет, — я рассеянно повернул в пальцах каменный кубок, рассматривая вырезанных на нем воинов. Один из них, младший — стройный, с гордым султаном волос на голове — напоминал Милета. Сам сын Аполлона вызывающе поблескивал глазами из-под золотистых ресниц. Дразнил меня. Но, Афродита, как он прекрасен и желанен!
Слуги тем временем убрали со столов пустые блюда и принесли новые кушанья. Виночерпии снова наполнили кубки. Сарпедон совершил возлияние в честь своего филетора Аполлона. Пирующие поддержали его радостными криками.
