Утром в Коморы нагрянули фашисты на большом грузовике. Машина медленно прошла по одной сторона улицы, потом по другой, а эсэсовцы где зажигательными пулями, где факелами поджигали дома. Но все дома были пустыми — люди убежали в лес, еще когда машина остановилась далеко за селом у сожженного за ночь моста и кто-то ударом в рельс подал сигнал тревоги. Не убежал только сам староста Комор, который и вызвал карателей. Однако фашисты его не помиловали. За то, что не справился со своими обязанностями, немцы сожгли его в собственном доме.
Спасшиеся коморяне поместили детей на хуторе лесника, а сами наскоро построили в лесу кто что мог. А так как урожай был закопан в землю, то и с голоду люди не погибли.
С первых дней войны украинцы и белорусы поняли, что оккупанты будут их нещадно грабить, и стали закапывать в землю свой урожай. Сперва рыли ямы во дворах, на огородах, а потом эти схроны стали копать в лесу, подальше от села, которое может сгореть.
«Немцы сами научили все от них прятать», — говорили старики.
И вот теперь эта наука пригодилась коморянам. Кое-как они перезимовали в землянках, разбросанных по лесу. От моста теперь не осталось и следа. Районный староста восстанавливать его не собирался — ему не нужна была дорога в сожженное село. И коморяне целое лето спокойно себе работали на полях, опасаясь только фашистских самолетов, которые имели привычку летать вокруг сожженных сел и расстреливать людей, работающих на полях. Гитлеровцы знали, что погорельцы работают не на них, и нещадно их уничтожали с воздуха. Коморяне и на самом деле работали теперь только на себя и весь урожай увозили в свои подземные хранилища.
Разведчиков «Варяга» коморяне приняли как родных. Накормили, дали с собой и предлагали всяческую помощь, какая потребуется. А молодежь настойчиво просилась в отряд.
В отряд варяжцы пока не взяли никого, так как нужно было в строжайшей тайне хранить место своего расположения. А от дальнейшей помощи не отказывались. Нужно было только срочно достать лодку, потому что плот был уж очень тихоходным средством переправы, а главное, что течением его сильно сносило и каждый раз нужно было по-бурлацки возвращать его вдоль берега к месту причала, и потом только плыть на другую сторону.
* * *
Прошло еще три дня, а Веры все не было. Коля, теперь считавший себя партизаном, не смел самовольничать и стал проситься в село, куда ушла сестра. Он объяснил, что это совсем в другом районе, где ни ее, ни его никто не знает, поэтому ничего не случится. Но ему идти не советовали.
