Вскоре Валентин стал интересоваться, что мы делаем на Новый год. Говорил, что в компании встречать его веселее. Когда же моя жена по простоте душевной ляпнула, что это праздник семейный, он нахмурился и забормотал что-то невнятное.
Однако утром, в лифте, спросил меня, где можно приобрести раскладушку.
— У нас есть лишняя, — с облегчением ответил я.
Валентин потер виски и в троллейбусе рассказал мне страшный полусон, который привиделся ему, вероятно, от переутомления. Значит, пришел он после работы возбужденный, поужинал холодной картошкой, сел в кресло смотреть хоккей. И уснул.
— Проснулся где-то в третьем часу ночи, а телевизор светится и шипит. А с экрана на меня пристально смотрит женский глаз. Большущий глаз на весь экран. И что я ни захочу сделать, он видит и завораживает меня, словно руки пеленает. К чему бы это?
Я засмеялся и сказал, что такое бывает от одиночества, но он не поддержал мою шутку.
Накануне праздника Валентин ходил, словно выжатый, и делился с нами своими тревогами:
— Меня, возможно, не сегодня завтра пошлют в командировку или дежурить заставят, куранты стеречь. У нас с холостяками не церемонятся.
Мы успокаивали его, как могли, обещали снабдить пирогами и винегретом, приглашали не побрезговать нашей компанией. Валентин отказывался, деликатно нырял под канаты, уклоняясь от прямого ответа, но мы вырвали у него какое-то подобие согласия.
Утром тридцать первого он, переминаясь и пряча подбородок в воротник, вдруг сказал, что дал ей телеграмму. По синим кругам под глазами было видно, чего ему это стоило. Я не решился спросить — какую?
— Как ты думаешь, — подозрительно шепнул он мне в троллейбусе, — для чего она про обмен писала?
Рабочий день был короткий. По дороге домой я купил елочку и принялся дома наряжать ее. Дети радостно путались под ногами и активно мешали. Жена, раскрасневшись, хлопотала у плиты, где что-то без конца выкипало, сбегало, пригорало.
В семь часов вечера нам в дверь позвонил Валентин и оповестил оперным голосом, что она приехала и принимает душ.
— Ты хоть ванну не заставляй ее драить, — весело, не подумав, бросил я.
Валентин замялся и сказал, что, наверно, старый год они проводят вдвоем, а Новый встречать, возможно, придут к нам.
— Гостям всегда рады, — воскликнула моя домохозяйка, утирая руками в тесте пот со лба. Из дверей повеяло таким сложным букетом запахов, в которых без ста граммов не разберешься.
Валентин неуверенно поблагодарил и исчез. Они, как и обещали, явились после двенадцати.
