"Бесконечно малое" дипломатическое потрясение, пережитое Лэнсдоуном в дни 22 - 26 октября, нисколько не удивило бы, например, германского посла в Лондоне, если бы переговоры не были покрыты строжайшей тайной, потому что за "бесконечно малым" стояли большие факты. Бернсторф и без того видел, что в Лондоне, "несмотря на все опровержения японского посольства, растет мысль о конфликте в Восточной Азии. Англия в данный момент так мало хочет войны, как только можно себе представить. Все вздыхают под все еще давящей финансовой тяжестью трансваальской войны (а она обошлась Англии в 242 млн фунтов. - Б.Р. +37), военное руководство дискредитировано и явно впавшее в состояние распада правительство не пользуется доверием" +38. Камбон, французский посол в Лондоне, рассуждал так же: "...финансовый мир боится (в случае войны. - Б.Р.) форменного краха. В Англии нет наличных денег, и она уже давно держится в финансовом отношении только благодаря помощи Франции и Германии, особенно Франции. События на Дальнем Востоке наверняка произведут такое действие на парижский и берлинский рынки, которое повлечет сокращение французской и немецкой денежной массы в Англии, и Сити с подлинным ужасом взирает на эту перспективу". Впоследствии (в дни Гульского инцидента в октябре 1904 г.) Камбон не постеснялся посоветовать Лэнсдоуну спросить финансовых принципалов Сити о последствиях охлаждения в отношениях с Францией и в глаза ему сказал, что "трансваальские дела еще не ликвидированы, что отлив французских капиталов повлечет за собой для Англии финансовую катастрофу, какой не бывало" +39.
А германский посол в Петербурге Альвенслебен в эти же октябрьские дни "из самого осведомленного финансового источника был заверен, будто Англия в Токио определенно заявила, что Япония ни в коем случае не может рассчитывать на финансовую поддержку Англии" +40. Наконец, пока французский министр финансов Рувье не проговорился своему итальянскому коллеге Луццатти, что французские союзнические обязательства по отношению к России простираются только на конфликт в европейских водах, в Лондоне не знали об этом точно, и Камбон советовал "не рассеивать этой благодетельной неизвестности" +41. Между тем англо-французское тесное сближение зашло очень далеко и стало теперь осью европейской политики Англии.
Отчасти этим и объясняется, можно думать, что Лэнсдоун, давая свой ответ на токийский вызов, теперь же, 26 октября, обратился к посредничеству французов, чтобы снова вызвать Ламсдорфа на разговор, не удавшийся летом этого года. Но поманить русских перспективой соглашения с Англией хотя бы только по вопросу о Маньчжурии не значило ли одновременно развязать им в известной мере руки относительно Японии? Мы не знаем документально, дал ли Лэнсдоун Комуре совет адресоваться к Делькассэ или последний сам вызвал японского посла Мотоно на откровенность, но к приезду в Париж Ламсдорфа (28 октября), временно оставившего царя в Дармштадте, Мотоно имел уже инструкции Комуры, и Делькассэ оказался в самом фокусе англо-русско-японских переговоров.
