– Так, когда этот закурить попросил, тени вроде за ним мелькнули…
Холмогоров, рассказывая, отвечая на вопросы, глядел на старшего лейтенанта и не замечал, что на почтительном удалении, за забором – дырявым и давно не ремонтированным – собралась и созерцала происходящее, вслушивалась в диалог группка жильцов дома, соседствовавшего с церковью‑складом. Некогда это был поповский дом, просторный, а теперь внутри перестроенный, переделанный под жилье для полдюжины семей.
Оперативник Мамонтов уже успел дать служебной овчарке понюхать веревки, секунда – и приказал бы псу работать, искать след, но тут раздался голос из‑за забора. Голос принадлежал жилице бывшего причтового дома бабке Надежде:
– И не совестно, Петр, а? Одним людям голову морочишь, на других напраслину возводишь. Иль заспал, пьяным в полночь подходил ко мне, сказал: «Я, бабка Надежда, револьвер, кажется, уронил в колодец»?..
У Холмогорова от этих слов челюсть отвисла.
Старший лейтенант пригласил бабку Надежду подойти, спросил:
– Пьяный вечером был Холмогоров?
– Да уж дальше некуда. Пьяней вина.
– В котором часу пьяным видели?
– Так в котором? Как заступил на дежурство, сразу и присосался к бутылке.
– Один?
– Зачем один? С Григорием вон. Григорий после ушел.
– Когда Холмогоров подходил к вам в полночь, лицо какое у него было?
– Да пьяное…
Сообразив, чего добивается от него сотрудник милиции, бабка Надежда прибавила поспешно:
– Не побитое. Это уж не знаю, кто его так отметелил.
– А вот мы спросим у Тимофеева, кто отметелил и связал, – сказал начальник розыска, в упор смотря на свояка избитого охранника. – Кто?
Ответа не последовало. Тимофеев под пристальным взглядом лишь ниже клонил голову.
Пожилая женщина не настолько глупа была, чтобы сразу не сообразить, почему сотрудник милиции адресует вопрос именно Тимофееву и почему тот молчит. Изумленно уставилась на Тимофеева, всплеснула руками:
– Батюшки! Как же так? Неужто это ты, Григорий, а? Вот допились‑то. Стыдобушка.
– По‑свойски свояк свояка, – раздался из‑за ограды чей‑то насмешливый мужской голос. Группа зевак в считанные минуты увеличилась по меньшей мере втрое.
– Петька, ты теперь на Григория в суд подай. За нанесение телесных повреждений, – весело скалясь, посоветовал путеец в оранжевом жилете и с масленкой в руке.
– И ты, Григорий, не дрейфь. Петька подбил тебя на такое. Тоже судись, – со смешком бросили из‑за ограды в поддержку свояку охранника.
– Учитывать надо еще и чья веревка… – подоспела свежая реплика.
