— Я не брошу семью! Вы с ума сошли… — беспомощно простонала Иола, вцепившись пальцами в спинку стула. — Крастольф ненавидит магию, если я хоть намекну ему, что…
— Ты могла бы забрать на время с собой Джейну… — мягко начал Служитель, будто пытаясь повлиять своим вечным спокойствием, но Иола уже не могла слушать спокойно.
— И обречь девочку на жизнь в бегах! — горестно воскрикнула она, но сразу понизила голос: — Зачем ей это? У неё будет нормальная жизнь. Понимате? Как у всех! Нормальная. Никакой магии.
— Если ты хочешь ей нормальной жизни… то тогда должна уйти на время. Быть может Серые тогда позабудут и обойдётся, но сейчас очень опасно. Ты понимаешь, какая тень падёт на всю семью, если тебя обнаружат?
Дарханы! Она должна отыскать Айвэ и просить его о помощи. Снова, как тогда, когда ей было двадцать и они нашли её первый раз.
Но Иола замерла, не зная, на что решиться, а сердце вживую рвало на части. Подвести семью или ещё хуже: уйти, бросить всех, ничего не объяснив! Но кто поймёт, кто примет из них такую правду, страшную правду о родной матери и жене. Джейни с Крастольфом, верующие, светлые, любимые, её жизнь, её кровь, её смысл.
— Когда? — глухо спросила Иола.
— Лучше всего сегодня. Новости, что я услышал, уже знают другие. Уже знают Серые.
Иола умоляюще схватила Служителя за руку. Он почему-то помогает ей, хотя не должен, добрый, добрый старый Марен!
— Прошу вас. Дайте мне ещё день. Ещё… вечер. Прошу!
Но в этот момент послышались знакомые шаги. Крастольф! И точно — дверь распахнулась и вернулся Крастольф, явно довольный успехами на новом участке, куда ушли две китобойные шхуны. Иола растерянно поцеловала мужа, а тот дружелюбно поздоровался с Мареном и они прошли в обеденный зал.
Иола оглянулась и вздрогнула. Так и есть, любопытная мордашка Джейна глядела на неё с лестницы. Иола поднялась к дочке, улыбнулась и, присев рядом на ступеньку, притянула к себе её голову, целуя макушку.
— Мам, почему ты так расстроилась?
— Неважно.
— Расскажи, — упрямо вывернулась Джейна. — Что Марен от тебя хотел?
Её милая и настойчивая девочка, она всё чувствует.
— Всё будет хорошо.
Время завтрака заполнилось привычной суетой, разговорами и хлопотами. Но будто иначе стали пахнуть розы, вяли на глазах как от тоски любовно выращенные пионы и нежные эдельвейсы, и на душе у Иолы становилось всё тяжелее.
Несколько раз Служитель наклонялся к мужу и что-то серьёзно ему говорил, трагично нахмурив брови, а сердце Иолы замирало в предчувствии бури. Раз за разом казалось, что становится труднее вздохнуть.
