Вот, прошло так некоторое время, уха уже закипала. Тут словно кто толкнул Сальватора — оглянулся он, и видит: в двух шагах от него, при выходе из пещеры, стоит на камне молодая женщина. И что его поразило — так это даже не ее неожиданное появление в таком месте, а ее одежда, если только можно еще назвать одеждой то, что на ее теле было… Высокая, стройная, с телом белым, как морская пена, — она имела на себе только два странных щитка из нанизанных на нити жемчужин (эти щитки прикрывали ее груди), да юбку, если только это еще можно назвать юбкой. Попросту говоря, был на ней чеканный золотой с разноцветной эмалью пояс, а от пояса вниз шли длинные нити с жемчужинами, алмазами и рубинами, лишь здесь и там прихотливо сплетавшиеся кружевным узором. На шее было ожерелье из массивных золотых монет, на гордой головке — диадема обручиком, с большим алмазом впереди. А целая грива золотистых волос прикрывала ее нагие плечи и спускалась на спину ниже пояса.
Что должен был подумать при появлении этой странной красавицы Сальватор? Во всяком случае, ему и в голову не пришло видеть в этом нечто сверхъестественное: подумал, что это какая-нибудь эксцентричная «форестьерка» (иностранка), скорее всего — русская или американка.
Смутил его костюм. Но, опять-таки, мало ли какие фантазии приходят в голову забирающимся на Капри иностранкам. Вот, сколько местные власти бились, чтобы убедить молоденькую княжну Горчакову не показываться на народе в костюме французского зуава?!
Покуда Сальватор разглядывал странную красавицу, — та подошла, спокойно опустилась почти рядом с ним на камень и осведомилась, — зачем он варит рыб. Получив соответствующий ответ и приглашение, — сказала:
— Так вы, земные, сырой рыбы не едите?
А попробовав, — нашла, что это вкусно. Как будто никогда не пробовала вареной пищи вообще…
Жадно глядевшего на пришелицу Сальватора привлекала и ее несказанная красота, а еще больше — то богатство, которое она имела на себе в виде украшений: ну, пусть, может быть, эти перлы и алмазы — подделка. Но ведь одно ожерелье из золотых монет с подвесками — целое состояние для бедного человека. А браслеты? А перстни, бронею заковавшие ее пальцы? А пояс с привешенным к нему на золотой цепочке веером?
Ну, а потом примешалась и другая мысль: женщина, по существу — нагая с головы до пяток, и в пустом месте, и совершенно безоружная. И случись что — кричи, не кричи, — никто на помощь не придет. А сидит, словно не понимая своего положения, и словно дразнит своею наготой, своей красотой и своей беспомощностью…
