Избранное. В 2 томах | страница 70
Ханна с минуту молчала.
— Вам бы надо играть в футбол.
— Вот это гениально сказано! Поистине гениально! — И опять он беззвучно про себя засмеялся, как в трактире, когда студент выплеснул ему в лицо стакан вина.
— Мне бы надо играть в футбол! Великолепно! И вы правы. Бесконечно правы… Но я никогда не буду играть в футбол. — Лицо его подергивалось.
— Я бы не уехала. — И вот она лежит у него в объятиях, прижавшись к нему, дрожа всем телом: от стоящей на причале баржи, где сын письмоводителя поднес к воде спичку, и до устоев старого моста ночной мрак на мгновение прорезала чудовищная, в сто метров длиною, огненная змея.
В бидоне оказался не керосин, а бензин, который быстрое течение сразу же отнесло на середину реки и вниз к мосту. Если бы зажглась первая спичка, мальчиков охватило бы море огня.
После яркой вспышки стометровой молнии, на две секунды осветившей как днем набережную и старый мост, мрак, казалось, стал еще гуще, и под его покровом перепуганные шалуны благополучно скрылись. Доктор Гуф, который, подобно портному Фирнекезу, весьма безразлично относился к подобного рода происшествиям, не замедлил воспользоваться тем, что Ханна лежала в его объятиях: он поцеловал нежно благоухающую шейку. Почувствовав, что гибкое девичье тело не осталось безответным, он спросил:
— Так ты бы не уехала?
Когда Томас с пакетом ваты и аптекарскими пузырьками вошел в свою рабочую комнату, мать, прибиравшая у него на столе, всплеснула руками:
— Боже мой, глаз вышибли?
— Не-не! — заблеял Томас. Он был в прекрасном настроении, словно одержанная победа намного прибавила ему уверенности в себе. Рассматривая в зеркале иссиня-зеленый опухший глаз, он ощущал в плечах небывалую силу.
Со счастливой улыбкой попытался он раскрыть глаз без помощи руки. Ничего не получалось. «Что ж, сделаем компресс! А утром пойду в глазную клинику к тому индейцу. Этой симфонией красок я обязан отчасти и ему».
Доктор Гуф был первым ассистентом и правой рукой руководителя новой глазной клиники, профессора с европейским именем.
В больничных палатах он выглядел иначе, чем на улице: был спокоен, собран, неуязвим, от белого халата его лицо индейца казалось смуглее обычного.
Глаз был быстро осмотрен и признан здравым и невредимым. Они вышли в сад, где на скамейках сидели больные, старики и дети с завязанными глазами или в синих и зеленых очках. Птицы в саду и на прилегающем бульваре дружным хором возносили ликующие трели к голубому атласному шатру.