— Ваша тетушка никак не могла свыкнуться с тамошними масштабами.
— Конечно, конечно, я понимаю. — Все сомнения разом исчезли. В душу господина Штрихмюллера ворвалась ликующая уверенность.
— Но какая добрая, отзывчивая душа! Перед самым нашим отъездом пожертвовала в пользу моих дорогих прихожан пятьдесят долларов.
— Как же не быть добрым? Сам Господь Бог велит добрым быть.
«Пятьдесят долларов — это двести десять марок, — тотчас подсчитал господин Штрихмюллер. — Не густо! Но, может быть, она очень бережлива. Тоже не плохо!»
Ели с аппетитом. Тетушка рассказывала о болезни покойного фермера:
— …Под конец он уже и мочиться перестал. А я вот обратным страдаю! Только у меня-то это пройдет. Бог даст, поживу еще, и не один годок.
Потом тетушке долго пришлось доказывать, что ее комната выходит на юг.
— Значит, если солнце восходит там…
— Это наверняка будет южная сторона, — заверил господин Штрихмюллер и предложил пастору, который, конечно, смертельно устал с дороги, переночевать у него.
— Через два часа мне уже на вокзал… Наконец-то увижу своих стариков!
Вот и последний из американских друзей оставляет ее. Тетушка принялась беззвучно плакать.
— Но ведь вы теперь возвратились в лоно своей семьи. Я всем там расскажу, как радушно вас приняли… Вы ведь никому не будете в тягость, — сказал он в заключение, и господин Штрихмюллер насторожил уши.
Тетушка мелко-мелко по-старушечьи закивала головой.
— Только если мне здесь не понравится, я обратно поеду. Так я с ними и уговорилась. Они мне все доказывали, что надо сперва попробовать у вас пожить. Ох, и быстрые же! — Пойманные зверьки опять беспокойно забегали. — Они и всегда-то меня недолюбливали.
Все молчали. По комнате будто тихий ангел пролетел. Тетушка сидела какая-то сиротливая, заброшенная.
— Какой у вас теперь платят процент? — Она взглянула на господина Штрихмюллера.
— Сейчас не менее пяти с половиной! Об этом уж я позабочусь.
— Мало очень. Сколько же тогда будет дохода с… с пяти тысяч пятьсот марок? Это все, что у меня осталось… И потом надо же и дома что-то иметь, на обувку или там платок. Да и на вино. До чего же я люблю вино! Без вина я за стол не сажусь. — Она все продолжала говорить.
Тем временем господин Штрихмюллер падал с безмерной высоты, летел кувырком со все возрастающей скоростью в какую-то пропасть, пока не оказался в бесчувственном состоянии на том же стуле в комнате у Люксов.
Дряхлая, но живучая тетушка уже снова сидела выпрямившись в кресле.
