Не избежал общей участи и Оскар Беномен, владелец булочной и трактира «У Аскалонского черного кита»: долги за муку и вино выдворили трактирщика, как он ни упирался, из тесного прокуренного зала, который был для него золотым дном.
В дни юности он основал общество тяжелоатлетов «Голиаф» и клуб игроков в скат «Деньги на бочку», и неутолимая жажда его друзей, а также прочих завсегдатаев трактира, которые хоть и не играли в карты, не выжимали штанги, но были не дураки выпить, приносила ему верный доход и растущий достаток.
Этот настойчивый человек, привыкший быть первым в своем кругу и еще двенадцатилетним мальчишкой возглавлявший шайку таких же сорванцов, задумавшую сжечь Вюрцбург и бежать на «дикий запад», куда их влекла обманчивая свобода, стоял в ветреное мозглое мартовское утро 1927 года на стене крепостного рва, того самого, где тридцать лет назад каждую ночь собиралась в круг костра его шайка, и мрачно смотрел на расстилающийся внизу город.
Потеряв унаследованное и приобретенное имущество и положенье, а с ними заодно немалую долю уважения своих преуспевающих сограждан, Оскар Беномен и его бывшие школьные товарищи стали опять частенько подниматься к старому замку на холме — излюбленному месту их детских шалостей и детских мечтаний, где им не грозила опасность повстречаться с кем-нибудь, кто дважды подумает, прежде чем приподнять шляпу.
Внизу в мокром сером тумане лежал серый город. Майн вздулся, такой же мутный и серый, как и пасмурный день. По старому мосту катила тележка мясника. Рослый жеребец вдруг понес и поскакал, вскидывая копыта. Легко нагруженную тележку кидало из стороны в сторону, и она выписывала зигзаги.
Оскар Беномен обернулся к своему школьному товарищу, сидевшему на березовой скамейке, установленной здесь обществом «Ревнители красоты».
— Тележка мясника Фрица. Он все-таки выкарабкался. По городу уже ходили его неоплаченные векселя.
Человек на березовой скамье, в юности видный участник шайки, а впоследствии член клуба игроков в скат «Деньги на бочку» и певческого кружка «Под кронами зелеными», отец троих детей, полтора года назад потерявший место письмоводителя в адвокатской конторе, — шеф его приказал долго жить, — поднял воротник, зябко скрестил руки и сказал:
— О-го-ш! Так ему же помогла теща.
— А ты все огогокаешь? Дурачишься? Видно, недостаточно тебя еще трепала жизнь.
— Если я не буду огогокать, мне от этого легче не станет.
— Что верно, то верно. Но откуда ты набираешься бодрости духа, хотел бы я знать?
