Итак, между ним и этим очаровательным созданием действует какой-то всесильный закон!
И эта действующая как бы вне его сила наполняла Гуфа огромной радостью; так есть на земле существо, способное и в нем пробудить большое, всепоглощающее чувство, в человеке, который оторван от всех людей и которого роднят с ними только вырывающиеся на волю первобытные инстинкты.
Так вот она, любовь, предназначение! Значит, это все-таки возможно!
А он, которого носило из столицы в столицу чуть ли не по всему свету, перестал уже надеяться, и вдруг здесь это приключилось с ним, здесь, в маленьком университетском городке, когда он уже было смирился с тем, что ничего другого не остается в жизни, кроме работы и алкоголя… Восхитительное дитя!
Ханна вышла из дома и устремилась по улице решительным шагом, как человек, имеющий определенную цель. Только тот, кто видел, как Ханна движется, мог полностью оценить ее очарование. Когда она стояла, сидела или лежала, в красоте ее было еще что-то детское, до конца не раскрывшееся. И лишь в походке внутренний огонь, укрощенный девичьей прелестью, и светлая беспечность гармонически сочетались с благородным изяществом и трепетной подвижностью ее тела.
Шагая, Ханна высоко несла голову, а в глазах ее, как пойманная молния, сверкала нерушимая уверенность в себе, та уверенность, что порождается лишь щедро одаренным телом и безмятежной душой.
При виде стоявшей на пороге Ханны в душе доктора Гуфа чувства стали сменяться с быстротой кинокадров в сцене погони. Он не удивился тому, что его желанию суждено исполниться так неожиданно быстро. Им овладела безмерная радость.
Но по тому, как Ханна подошла к нему, он сразу же понял, что она и не помышляет что-либо ему разрешить. Этот надежнейший оплот женщины, сломить который не удается и одному из тысячи мужчин, сразу же заставил его отступить.
Таково магическое действие красоты и невинности чистой девушки, именно в виду нетронутой своей наивности не доступной колебаниям и сомнениям.
На докторе Гуфе была домашняя куртка с темно-синими шелковыми отворотами. Квартира — четыре комнаты анфиладой — была обставлена стильной мебелью и устлана дорогими коврами. Паркет блестел как зеркало.
Ханна сразу же освоилась. Она и пришла и держалась удивительно просто. Улеглась на оттоманке. Носки туфель слегка глядели внутрь. В этом было что-то ребяческое.
Доктор Гуф двигался по своей квартире как чужой, он разыскал ликер, сигареты, подушку, пододвинул столик к оттоманке, но все это он проделывал, словно альпинист, достигший горной хижины, где, как он знает, должны, по правилам, храниться запасы провизии. Как ни старался доктор Гуф уверить себя, что живет здесь, он тут не жил; в сущности от вещей он был так же оторван, как и от людей.
