Белая обезьяна, чёрный экран | страница 8
Но жаловаться было не на что: я содержался в идеальных условиях. Судя по всему, за меня хорошо попросили. Предоставили отдельную палату с удобствами. За окном располагался больничный двор-колодец; противоположная стена была выкрашена, как и положено в нашем печальном городе, в бледный лимонный цвет, на ней виднелись окна, похожие на моё, а между ними — словно издевательство — обозначались элементы декора: облупленный и выкрашенный заново портик, рельефные балясины. Для Петербурга — вид из окна самый обычный. Если бы не решётки на всех окнах.
Вошедшая в палату пожилая женщина в белом халате поздоровалась со мной, придвинула стул и села.
Седые, убранные назад, волосы. Смуглая морщинистая кожа. Руки с тёмными пятнами на кистях. Жемчужная булавка под воротничком.
Для меня она была ещё одним жандармом. Я не собирался никак её приветствовать.
— Как чувствуете себя?
— Хуже некуда. Упечёте в отделение?
— Андрей Николаевич договорился подержать вас тут некоторое время, пока не уляжется ситуация.
— Ах да.
— Появляться на работе нельзя. И возможно, вам понадобится медицинское освидетельствование.
— Ну и какой диагноз вы мне влепили?
— Острое обсессивно-компульсивное расстройство.
— И всё?
— Пока всё.
— Накачаете меня каким-нибудь галоперидолом, чтобы я валялся, как этот… как его. Который на грядках… Давайте, давайте. Всё равно мне туда дорога.
— Нет. Обкалывать вас препаратами нет нужды.
— Тогда зачем вы здесь?
— Будем разговаривать.
— Я не верю во все эти штуки. В психологию, в психоанализ. B Бога тоже. Говорю, чтобы у вас было основание меня выпроводить. Или обколоть.
— Сказать честно, я сама с трудом верю в такие вещи как психоанализ. Тем интереснее моя работа.
— Как можно заниматься тем, во что не веришь?
— А результат?
молчание.
— Так и будете лежать?
молчание.
— Вы хоть бы сели. Всё-таки я вас намного старше, и я женщина.
молчание.
— Вот так-то лучше.
— Давайте прекратим.
— Не могу.
— Как вы мне осточертели.
— Мы с вами коллеги. Мы врачи. И вы не бросаете задачу, пока её не решите.
— Это моя личная проблема.
— Теперь и моя.
— Терпеть не могу чужих.
— Давайте поговорим, и я уже не буду вам чужой.
— О чём?
— Хотя бы про вашего первого пациента.
— Не помню.
— Тогда про второго.
— И того не помню.
— А того, которого вы лечили лет двадцать назад, помните? У нас у всех со времён ординатуры много занимательных историй и встреч.
— У нас в ординатуру попадали только… непростые ребята, очень. Или богатые.
— Моя ординатура досталась мне именно так, по блату. Мои отец и дед были известными психиатрами. А прадед — священник. Так что вы оканчивали?