— А сейчас мне что делать?
— Что хотите. С сегодняшнего дня ваши упражнения в письме — дело абсолютно добровольное.
— Кто же будет читать добровольное моё письмо?
— Вы будете приносить мне написанное, если пожелаете.
— Да.
— Как вы сказали?
— Согласен. Сколько стоит ваша консультация?
— Все расценки — официальные. Не дороже, чем в других клиниках по городу.
— Можно присылать вам тексты по электронной почте?
— Хорошо. Тогда через неделю жду следующую историю.
— Про что?
— Про что захотите. По случаю выхода из больницы хочу дать вам побольше свободы.
— Попробую.
— Надо сказать сестре-хозяйке, она приготовит ваши вещи.
— Вы мне дадите выписку?
— Конечно.
(из коробки №S-55/2-ЮХ)
приблиз. 2000 г.
Я тогда ещё работал в больнице, но уже в отделении лучевой диагностики.
К общей связке ключей, которые я всегда таскал с собой, у меня был прицеплен и ключ от рабочего кабинета (дубликат, чтобы не заглядывать к старшей сестре).
Однажды я поднялся на этаж и открыл дверь, возле которой с раннего утра толпились мои подопечные. Переоделся в свежий халат, бросил взгляд на список из двадцати двух человек и наконец отодвинул ширму, которой была отгорожена кушетка. На кушетке торжественно и неподвижно лежал труп.
Женщина, крупная, с неаккуратно заколотыми кверху седыми волосами, сползающими к лицу. В полутьме выделялись желтоватые скулы, серые рельефные губы и большой горбатый нос. Труп был одет в весёленький больничный халат синего цвета, а из-под халата торчали плотные кое-как заштопанные чулки. Глаза у трупа были открыты, и левый смотрел непосредственно на меня.
От неожиданности я отпрянул, и ширма, стоящая сзади, грохнулась на пол. Я кинулся её поднимать, но зацепил ногою стул, и тот тоже упал. Труп наблюдал за всем происходящим своим неподвижным левым глазом и делал вид, что он тут ни при чём.
В кабинет постучали. Я кинулся к двери.
За дверью скопилась очередь. Первым был мужик из урологии.
— Доктор, можно? Я на девять.
Это был первый пациент на УЗИ простаты. Конечно же, подготовленный — с полным мочевым пузырём.
Я взял себя в руки и сказал ему, что приём задерживается. Мой голос прозвучал неуверенно. Пока я откашливался, возмущённый мужик попытался проникнуть в кабинет.
— Как задерживается? — сказал он. — Я тут, в коридоре, не выдержу. Подтирать за мной будете.
Но я закрыл перед мужиком дверь.
В тусклом глазе трупа промелькнула благодарность.
Я бросился к телефону. По местной линии во всех отделениях мне отвечали только длинные гудки: общая так называемая пятиминутка (которая обычно длилась полчаса или больше) ещё не закончилась, и часть врачей сидела в конференц-зале главного корпуса, а вторая часть принимала смену. Мобильник Мадины Павловны, нашей заведующей, был вообще выключен. Дверь кабинета снова забилась в истерике. Я живо представил себе, что творится снаружи. Наверняка там трое или четверо голодных больных людей, и все они еле-еле добрались на четвёртый этаж. Понятно, что сейчас они меня порвут, и пойдут мои клочки по больничным закоулочкам.
