Луис опорожнил бокал и поставил его на стол. За окном звенели цикады. Педро все еще изучал чертежи.
- Это великое дело, Луис, - медленно произнес он. - Даже представить себе не могу всего величия твоего изобретения. Неподражаемое исполнение инструментальных и вокальных произведений не исчезнет бесследно, когда кончат дни свои те, кто услаждал ими слух своих современников. Подумай только... - Педро вскочил и начал расхаживать по комнате, - если бы наши предки знали нечто подобное в те времена, когда жил Хуан Руис, мы еще сегодня могли бы восхищаться его легендарной игрой на виоле! И не только музыка! - Педро остановился у камина. - Слово тоже переживет века, слышишь, Луис? - обратился он к Агиляру, который возился у аппарата: поставил гладкий диск, повернул воронку в сторону говорящего и нажал на рычажок.
- ...мысль, высказанная вслух, действеннее мертвого письма. Ты понимаешь, какое это будет оружие в борьбе с предрассудками, суевериями и невежеством, легче будет победить косность и мракобесие...
Громкий стук в дверь прервал рассуждения Педро. Агиляр удивленно посмотрел на друга. Вновь раздался стук, и чей-то голос произнес:
- Именем Высшего совета инквизиции, откройте!
Луис схватил Педро за руку.
- Беги! Сюда! Из окна прыгнешь на балкон, оттуда по крыше спустишься в винный погребок Мануэля, а там уже легко найдешь дорогу. А это, - он сунул Педро чертежи аппарата, - на всякий случай возьми с собой, я приду за ними. Поспеши!
Было самое время. Дверь затрещала под градом ударов. Педро вскочил на подоконник и исчез во тьме. В ту же минуту, сломав замок, в комнату ворвался алгвасил с пятью вооруженными стражниками. Они набросились на Агиляра, после короткой борьбы связали его и увели.
В сгустившейся тьме из-за перевернутого стола в углу голос Педро шептал: мракобесие... мракобесие... мракобесие... мракобесие... мракобесие...
Желтоватый свет восковых свечей тщетно боролся с темнотой, рисуя резкие тени на бледных лицах мужчин и скользя по красному бархату знамени с вышитыми на нем оливковой ветвью, крестом и обнаженным мечом. Голос секретаря то поднимался, то угасал, подобно пламени свечей в серебряных канделябрах. Луис уже давно перестал слушать, и до него доходили лишь несвязные обрывки фраз:
"...говорили с кем-то, кто не входил и не выходил... слышали пение хора, доносившееся по ночам из его комнаты... общался с демонами... одержим бесами..."
Обвинение было оглашено. Человек с лицом аскета, в лиловом облачении с белым восьмиконечным крестом подал знак Агиляру.
