Ее мать зарычала.
- Не знаю, что это было, но я не собираюсь с тобой спорить.
- Тогда не спорь. У меня есть гражданские права. Ты не можешь заставить меня идти в церковь против моей воли.
- Пока ты несовершеннолетняя и живешь в моем доме, могу.
Элли села и посмотрела маме в глаза. Хватит шуток. В этот раз она была серьезна.
- Мам, - сказала она, ее голос был как можно более спокойным и разумным, - Я больше не хочу играть в эти игры.
- Церковь не игра.
- Она не настоящая.
Сначала ее мать ничего не ответила, но и не ушла. Плохой знак. Ее мать не сдалась. Мама собиралась достать козырную карту – чувство вины.
- Отец Грег скоро официально уходит на пенсию. Он не вернется. Сегодня вступает в должность новый священник. Если новый священник наймет кого-то, ты больше не будешь получать стипендию в Святом Ксавьере. Мне нужно, чтобы ты помогла мне произвести хорошее впечатление.
Элли пожала плечами.
- Плевать. Отправь меня в государственную школу. Больше не будет униформы. - И драк в автобусе. Больше не будет высмеиваний из-за того, что ее отец сидел в тюрьме. Больше не будет поддразниваний из-за ее груди, которая, казалось, не хотела переставать расти. Больше не будет крови на коленках.
- Элеонор, я серьезно.
- Мама, я серьезно. Ты должна прекратить превращать меня в молодую версию себя, за вычетом ребенка, которого ты не хотела. Иди без меня. Для меня не существует церкви. Ни сейчас. Ни когда-либо.
Элли откинулась на кровать. Она знала, что та не услышала последнюю фразу, но, может, победа в битве будет началом победы в войне. Накрыв лицо подушкой, Элли попыталась снова заснуть.
Она ждала удаляющихся шагов матери. Но вместо скрипа половиц, она услышала шепот. Элеонор из-под подушки взглянула на маму. Как жаль, что мать так сильно ненавидела мужчин. Ее отец был прав. В тридцать три мать все еще выглядела юной и красивой. По крайней мере, она могла быть красивой, если бы постаралась. Без макияжа. Она никогда ничего не делала со своими волосами. Она носила мешковатую одежду, как одеяние монахини. Элли, возможно, понравился бы отчим. Было бы хорошо иметь рядом мужчину, которому на самом деле не наплевать на нее.
- Мам? Что ты делаешь?
- Молюсь святой Монике. - Глаза мамы оставались закрытыми. Она сжала свой медальон в руке.
- Святой Монике? Она была мученицей или мистиком?
- Ни то, ни другое. Она была матерью.
- Хорошо. Ненавижу мучеников. - Тупые девственные мученики. Между свадьбой и смертью, они выбирают смерть. При любой возможности она бы выбирала член, а не смерть. Почему ей никто не предлагал такого выбора?
