Элеонор отперла заднюю дверь и вошла на кухню. На подъездной дороге стояла машина, но где была ее мать? Мама работала ночную смену менеджером в мотеле и на полставки - бухгалтером в небольшой строительной компании. Если она не была на работе, то или спала, или сидела за кухонным столом с бухгалтерскими книгами и счетной машинкой. Элеонор приготовила себе ужин, миску хлопьев и пошла кушать в гостиную.
Она нашла маму в потрепанном халате, утирающей слезы и свернувшейся калачиком на диване, обитом тканью в турецкий огурец.
- Что случилось? - спросила Элли. Мама вытерла лицо салфеткой. - Умер отец Грег?
- Нет, - ответила мама, заправляя за ухо прядь волос. – Но, вероятно, он не вернется. Не в ближайшее время.
- Мне жаль, - сказала Элли, по-турецки сев на пол. Мама никогда не разрешала ей есть на мебели, что совсем не имело смысла. Мебель была старой, изношенной и покрашенной. Как что-то маленькое как хлопья могло сделать еще хуже, чем было. - Что же произошло?
- У нас будет новый священник, - без малейшего энтузиазма ответила мама.
- Это же хорошо, верно?
- Нет, не хорошо.
- Почему?
- Новый священник...
- Что?
- Он иезуит.
- Кто?
- Иезуит, - повторила мать. - Это орден священников. Они основали твою школу, хотя я не думала, что иезуиты преподают.
- Они плохие священники?
- Они ученые, - ответила она. - Занимаются наукой. И очень, очень свободных взглядов.
- Это плохо?
- Иезуиты... Они могут быть... может, и нормальными. Я бы предпочла любящего пастуха, нежели ученого.
- Ну, - сказала Элли, зачерпывая порцию хлопьев, - может, тебе повезет. Может, этот новый священник очень любит овец.
Мать смерила ее взглядом.
- Знаю. Знаю, - второй раз за день сказала она. Она собрала еду и книги и пошла в свою комнату. Неужели никому не нравится находиться рядом с ней?
Она доела свои хлопья в комнате и начала доставать домашние задания. Но как она вообще могла думать о заданиях, когда происходило столько дерьма? Ее папа не купит ей машину на день рождения, как обещал. У мамы был нервный срыв из-за нового священника. И ей исполнится шестнадцать через пару недель, ни парня, ни денег, ни машины, ни надежды, что все наладится, ни сейчас, никогда. Живот скрутило так, будто туда кто-то ударил. Голова болела, и в горле першило. Она не знала, хотелось ли ей кричать или плакать одновременно.
Вместо этого она пошла в ванную и заперла дверь.
Она включила свою плойку и села на унитаз, в ожидании пока та нагреется.
