Самую злую беду я принес своим детям. Ведь их убило мое поражение под Адрогорском. Конечно, не прямо. Поражения – дело не такое уж необычное. В то время Адрогорск был стратегически важен. По крайней мере мы так считали. Мы четыре месяца держали его, сидя посреди Морока, в руинах когда-то прекрасного города, славного искусствами и роскошью. Оружие Вороньей Лапы превратило город в кучу щебня. Мы уцепились за них, принялись строить укрепления, делать крепость. Драджам оно не понравилось, они выслали армию. Мы могли отбить их. По крайней мере могли попытаться. Три дня мы терпели пушечный огонь и заклятия «малышей». Генерал получил стрелу в плечо. Раздробленная кость породила лихорадку, за пару дней рана почернела и запахла гнилью. Один генеральский заместитель погиб на стене, отбивая штурм, другого убила взорвавшаяся пушка. Командиры уходили один за другим, пока на гребаном верху не оказался я, всего лишь бригадир. Потом с коммуникатора пришло послание от Вороньей Лапы. Мол, идет сам Филон, и мы рискуем попасть в свару между колдунами. Воронья Лапа решил, что куча щебня не стоит того, чтобы из-за нее дрались Безымянный с Глубинным королем, и я приказал отступать. Я не знал, что вторая армия драджей ждала в засаде, и она обрушилась на нас по дороге к Сорок первой станции.
Девять тысяч трупов сильно давят на совесть. Но они были солдатами, да и я их, честно говоря, не любил.
А вот дети давят куда сильнее. Я спасся и вернулся. Тороло Манконо назвал меня трусливым некомпетентным болваном, и я прикончил Тороло всего лишь за его злые опрометчивые слова и мою обиженную гордыню. Когда о позоре узнала моя жена, она унесла жизни моих малышей вместе с собой. Не смогла вынести бесчестья и груза стыда. А я так и не увидел мальчика, рожденного, когда я вернулся на фронт, к мечтам о золотых эполетах, триумфах и славе. Нося форму, я погубил тысячи. Скинув ее, я продолжил губить десятки. Но, несмотря на все смерти, на всю брызгавшую в лицо кровь, на вопли терзаемых и убиваемых мной бедолаг, сильнее всего давила смерть ребенка, которого я так и не увидел.
Наш мир зол и жесток со своими детьми. В нем живут тьма, жадность, боль и обман. Чтобы найти еду и место в мире, приходится лезть сквозь колючую чащу, кишащую хищными тварями. А они рано или поздно попробуют на зуб твою обветшалую плоть. И все же в ярких глазах всякого ребенка есть искра, возможность великой доброты и счастья. Возможность жизни, которую стоит прожить. Эта искра заслуживает попытки. Хотя большинство детей оказываются такими же бесполезными и бессмысленными, как и породившие их родители, хотя земная жестокость вынуждает большинство ступить в грязь и кровь, иногда бывают и те, кто научается видеть красоту и не отпускает ее во мрак.
