Страж | страница 4



— В таком случае, — Мигель принял самый достойный вид, какой мог, — пусть господин мой отдаст распоряжения рабам своим, и путь наш в Каир начнется.

— Да будет так.

Капитан удалился, так и не вымолвив ни слова.

— Да будет известно вам, мой господин, — продолжил Маруф, — что в городе Каире, где здравствует и правит пресветлый эмир, три года тому назад объявился некий суфий, называвшийся Дауд, сын Омара. Он совершал хадж, и как оказался в Каире, направляясь из Басры в Мекку — ведомо лишь суфийской мудрости. Удивительно же не это, а то, что прибыл он к нам с юга, то есть от истоков Нила…

Мигель с огромным трудом удержался, чтобы не сплюнуть через левое плечо. Это надо же!

— … и был он неизлечимо болен. Лучшие врачи по приказу эмира осмотрели его, и прописали дюжину дюжин лекарств, но ни одно не облегчило его страданий. Впрочем, он, будучи дервишем, казалось, и не испытывал страданий, зато один лишь взгляд на его язвы заставлял содрогаться правоверных. И мудрец скончался, но прежде побеседовал с пресветлым эмиром, и в сем кроется причина его печали. Ибо поведал мудрец о том, что многие мечтания эмира могли бы исполниться, если бы был в его руках один ларец, сокрытый в неведомом месте.

— Эмир, — продолжал Маруф, — был весьма удивлен, ибо не привык слышать от суфиев подобные речи. И у него при дворе есть учитель, суфий известный и почитаемый, о котором сказал поэт:

Где он проходит, цветы вырастают из камня
Не чересчур высоко, ибо суфиев путь не таков.

— И этот суфий, Малик аль-Каззаз, проведав о сем, удалился на несколько недель размышлений. По завершении же сих раздумий вернулся он ко двору эмира и молвил:

«О пресветлый эмир! Стало мне ведомо, что истину рек шейх Дауд ибн-Омар, и сей ларец существует. Воистину не придется идти долее месяца, чтобы достичь места сего.

— Реки же, — велел эмир, — как найти ларец?

— Сие сокрыто от меня. Есть лишь два пути узнать это: во-первых, я могу проделать тот же путь, что мудрый брат мой и наставник, и истина, вероятно, откроется мне в размышлениях; далее, возможно пригласить назареянина, того, что сделал поиск сокрытого искусством своим и путем совершенствования, и он отыщет то, что угодно эмиру.»

Мигель подавил зевок.

— Эмир задумался, — продолжал рассказ катиб, — и сказал:

«Мудрость подсказывает нам, что не должно оставлять без учителя и наставника эмират, ибо мы смертны, а наследники наши юны и не готовы самостоятельно управлять. Визирь же, как и подобает при его должности, жаден сверх меры, и жадность его надлежит умерить мудростью. Посему повелеваю тебе, катибу моему Маруфу ибн-Гассану аль-Байану, — и он склонил свой взор ко мне, — отправиться немедля в земли франков, испанцев и лживых венецианцев и отыскать мне такого назареянина. Повелеваю заготовить приказ и взять из казны десять тысяч золотых динаров на путешествие, ибо отправиться ты должен не далее, как завтра на рассвете.»