Ковчег на второй линии | страница 8



Света кивает, подтверждая.

- Какое еще сердце! - взрывается Сергеич. - Да у нее мотор, как у двадцатилетней! Что вы мне тут?.. Светлана Васильевна, вы же знаете!

Спецы пожимают плечами, Света разводит руками. Молча. Медики уходят. Сергеич бросается в спальню, слышны сдавленные рыдания. Света говорит:

- Надо побыть с ним, успокоить.

Р. лезет в соседский холодильник, находит там бутылку "Столичной".

И тут откуда-то вопль. Света вздрагивает. Вопль повторяется на лестничной площадке:

- Светлана Васильевна, помогите! Мама...

Дальше сумасшедшая круговерть. Мечутся по площадке перепуганные соседи. Р. остервенело жмет кнопки телефона, пытаясь дозвониться до неотложки, на экране в гостиной нереальный серый фон, из динамиков неслыханное шипение... Света летает с чемоданчиком из квартиры в квартиру... Воет Сергеич: "Господи, за что? За что, Господи?!"

А потом каждый уползает в свою нору, словно поняв, что надвигается неотвратимое, закрыв двери на все замки, будто замки могут спасти, будто они не позволят открыться Воротам Неизбежности.

Р. и жена сидят на кухне. В руке у Светы зачем-то шприц, хотя она уже и не рвется в свою поликлинику. Молчаливое ожидание. Р. смотрит на острие шприца. Рука Светы дрожит, игла ходит ходуном.

- Что же случилось? - спрашивает шепотом Света. - Может, нападение?

- Разве что нападение прошлого на настоящее, - говорит Р. - Возможно, где-то, в забытых всеми хранилищах, произошла утечка бактериологических средств.

- Боже! За что?

- Не плачь! Все не умрут... Кто-нибудь на Земле-матушке да останется.

- О Господи! Неужели ты в такие минуты способен думать о всей Земле?! Ты бы лучше о своей семье подумал, о детях, обо мне.

Она позволила себе такой упрек впервые в жизни. В первый раз... И в последний, потому что время пришло. Света роняет шприц и валится на пол. Р. остается сидеть за столом, глядя в серое окно, за которым хлещет летний ливень. Где-то раздается взрыв, и звук этот с какой-то стати вызывает воспоминание о новогоднем празднике. Так же грохают хлопушки... А потом за окном начинает выть сирена - заунывно, тоскливо, так, что сжимается сердце. И лишь в последнее мгновение Р. догадывается, что сердце сжимается не от воя сирены. На мир опускается непроницаемый мрак...

Рассвет забрезжил сразу. Но родной кухни вокруг уже не было. И жены тоже. Он пришел в себя, сидя на полу в каком-то здании. Встал. Зашевелились и другие. Было много знакомых лиц: художники, поэты, артисты... И тут вышел нелюдь в белом плаще, высокий, горбатый. Объявил им, что они, Вершители, еще могут послужить жизни, потому что уровень энергии у них, творческих работников, выше, чем у всех остальных. Потому они и творческие работники.