Опять широкими глазами оглядывали наблюдатели человека из метели, и опять тот еще и еще повторял, что дело не в корзине, а в тех людях, которые замерзают там, в снегах. А корзина — только потому, что, когда он вышел из Коккоз, было тихо, и он думал, что и на горах то же самое, а здесь оказался маленький, совсем маленький ветерок. Ну, а ко>гда он поднялся, то не возвращаться же ему было обратно!
Ни о горячем чае, ни о том, чтобы немного погреться, Саид-Велли не хотел и слышать. Он торопил наблюдателей сейчас же итти спасать замерзавших людей. Но не мало времени прошло прежде, чем наблюдатели вполне пришли в себя и смогли понять, что это значит.
И, поняв, засуетились.
Лебедев, путаясь в рукавах, поспешно стал натягивать на себя теплую одежду. Он не говорил больше, что в такую метель нельзя вылезать из траншей. Профессор, снова вернувший себе самообладание, выгреб из комода большой шерстяной платок и укатал им себе всю голову.
Ибрагим, по плану, должен был остаться на обсерватории и все время громко звонить в колокол, укрепленный на крыше дома. Этот колокол был для заблудившихся в метели, чтобы помогать им находить дорогу к обсерватории — к теплу и свету.
Пока метеорологи одевались, татарин рассказал, как, поднимаясь на Яйлу, он на тропинке догнал мужчину с мальчиком. Они шли в Ялту из Ени-Сала навестить жену мужчины и мать мальчика, которая лежит в городе, в больнице. Поднявшись на плоскогорье, путники были захвачены метелью и долго блуждали в ней. Мальчик скоро выбился из сил, мужчина не мог его нести, Саид-Велли и без того был нагружен тяжелой корзиной. В конце концов, мужчина с мальчиком остались сидеть в снегу, километрах в двух от обсерватории. Они взяли слово с Саида-Велли, что он оставит на станции корзину и придет их спасти.
Сам Саид-Велли еле нашел среди огромных сугробов крышу обсерватории, но если бы он не увидел сквозь летевший снег профессора, вылезшего из траншеи, он никогда бы не нашел входа в снежные катакомбы.
Терять время было нельзя.
Метеорологи наполнили карманы пузырьками со спиртом, с вином, трубочками с вазелином и разными вещами, которые могли пригодиться. Кроме того, к поясам они привесили карбидовые фонари.
Кондрашев прошел по траншее к сараю. Там, в конуре, жили две обсерваторские собаки— потомки родичей ньюфаундленда. У этих собак были многозначительные имена: Раскопай и Докопай. Теперь пришло время им эти имена оправдать.
Выпущенные из конуры собаки так обрадовались свободе, что как бешеные носились по траншеям, перепрыгивая друг через друга и сшибая с ног людей. С трудом удалось поймать их и привязать к поясам.
