Когда я появился там спустя несколько лет, вернувшись из Тюрьмы пьяниц, - если мне будет позволено, я еще вернусь к этой теме, - то уже издалека, не дойдя до кирпичного домика водоохранной зоны, увидел на другой стороне речки черные глазницы бывших Туулиных окон. Она сама еще тогда была жива, где-то обреталась. Никто не выглядывал из тех окон, внутри было темно, там уже никто не жил. У меня защемило сердце. Я стоял на крытом мостике и курил, пока вышедшая из институтского здания женщина, по-видимому, сторожиха, не поинтересовалась, долго ли я намерен тут торчать. Судя по всему, у нее вызвали подозрение мои волосы, которые еще не успели отрасти.
По подоконникам Туулиного дома бродили тощие рыжие и жирные дымчатые полосатые кошки, буйно разросшийся чертополох и дикая конопля вымахали до самых окон, а чуть пониже все пространство двора было покрыто зарослями лопуха - это был самый настоящий пустырь. Однако на расшатанных дверях голубел почтовый ящик, а внутри дома слабо горела позабытая, видимо, лампочка. Из завешенного тряпкой окна второго этажа высунула любопытный нос всклокоченная седая старуха. Хихикнув, она исчезла. Ни дать ни взять гостья с того света, подумал я, - самый настоящий призрак.
Дом был мертв. Но Туула продолжала жить, только я ничегошеньки не знал о ее тогдашней жизни. Или не хотел ничего знать?
Порой мне кажется, что я просто-напросто придумал Туулу - на самом же деле тебя, Туула, не было. Я создал тебя из воздуха, воды, тины, искр, глухих раскатов грома за холмами Вильнюса. Или же я думаю вот о чем: я благодарен тебе за то, что мы были вместе всего неделю, что эта неделя была равнозначна - для меня, конечно же, только для меня! -долгому году. Ведь еще тогда, едва она закончилась, я с ужасом понял, что долго, может быть, даже всю оставшуюся жизнь и за ее чертой, куда сегодня так пытливо и жадно пытаемся заглянуть мы, временщики, мне будет не хватать тебя, Туула. Так оно и случилось - я до сих пор не могу поверить этому! И все-таки она не плод воображения, у меня и подлинные доказательства для самого себя имеются. Я храню несколько коротких писем, осколок изразца из твоей старой квартиры и, наконец, сделанную твоим братом нечеткую фотографию: на ней твое лицо почти целиком в тени, ты сидишь в цветастых брюках, нога на ногу. Только тот, кто хорошо знал тебя, мог бы подтвердить: да, это она, Туула...
Нередко мне чудится, что ты еще жива, просто превратилась в крылатую химеру на крыше дома, молодую кошку из Старого города или юркую ящерицу, мелькающую летом на берегу Вилейки. А порой кажется, что ты следишь за мной, идешь следом, но стоит мне обернуться - тут же исчезаешь... кажется, вот-вот догонишь, я слышу даже твое дыхание, шаги, смех, ты поравняешься со мной, и мы свернем в какой-нибудь двор или подворотню покурить... но нет — я резко оборачиваюсь и вижу всего лишь чужое удивленное лицо: что с вами?
