В то утро она обратила внимание и на мою порванную рубашку. Но, разумеется, ни о чем не спросила, а лишь вытащила из фанерного ящика свою - мягкую, фланелевую, китайского производства, и швырнула мне: понимай, ей она явно велика... Первый день мы не выходили из дома - пиво принес брат, а до весны, настоящей весны, было еще так далеко...
Это сейчас та неделя с Туулой кажется мне бесконечной. Я же сказал: помню каждую минуту, каждое место, где мы побывали, где я ее встретил, где она меня провожала. Вспоминаю, как на следующий вечер при моем появлении Петрила только крякнул вместо приветствия, как на третий вечер, неохотно повествуя ей о своей незадачливой жизни, я неожиданно узнал, что ее дедушка и неродная бабка, ее неродные дядья и более дальние родственники - словом, вся их родовая ветвь выпускала почки, цвела и завязывала плоды под солнечным небом моего родного городка! Она не удивилась - выслушала мое мнение и о городке, и о той пышной ветви спокойно, не перебивая и ни о чем не расспрашивая. Да и к чему? Ведь впереди у нас уйма времени, мы еще успеем рассказать друг другу и о городках, и о дальней родне. А в моем городке она даже побывала - они все ездили навестить дедушку, но это было уже давно. Запомнились ей только бульвары - красивыми показались, хотя это и редкость в провинции, а еще врезались в память вагоны с углем на запасных путях. Я словно наяву увидел тот их желтый домишко с черепичной крышей, ведь я знал, где это. Только его давно уже продали, а черепицу заменили серым, как туман в оттепель, шифером... Тогда я впервые встревожился: городок наш так мал, все знают друг друга как облупленных, значит, и у тех родственничков имеется кое-какое мнение обо мне. До встречи с Туулой мне до него не было никакого дела, а сейчас? Но я лишь сильнее прижал ладонь к ее лягушачьему животику — больно я нужен там кому-то!
Стоило нам только вылезти на улицу — а мы в буквальном смысле вылезали, поскольку неделя проходила в основном под сводчатым кровом Туулы, - как она сразу же брала меня под руку. Я ужасно не любил, да и сейчас терпеть не могу подобную манеру! Чувствую себя при этом скованно, эта нарочитая интимность, по-моему, вообще затрудняет движение в толпе - и вообще, что за скверная мещанская привычка. Зато видели бы вы меня, когда я с радостью и гордостью вел под руку Туулу! Если я тогда о чем и сожалел, так это о том, что на дворе не лето и оттого я не могу прикоснуться к обнаженной руке Туулы, когда мы с ней торопливо шагаем по переулку Пилес или карабкаемся на гору Бекеша. Ну, ничего, как только растает снег, мы сразу же взберемся на этот холм!..
