И tutti frutti - все остальные. К Оскарасу Бирже подсаживается женщина, где-то уже виденная, из мира культуры и искусства, судя по всему, родом из Жямайтии. От нее веет духом богемы и воспоминаниями юности — кофе в «Ротонде»! Мизансцена в театре повседневности, как бы это помудрёнее выразиться? Я знал ее когда-то. Добропорядочна, как монастырская аббатиса, мне в тот раз с ней не выгорело, лет этак... ну да, шестнадцать лет назад. Порядочная, такой была когда-то Цецилия Перельштейн. Или фрау Фогель, лаборантка факультета — помнится, она была готова с серьезным видом объяснять чуть ли не каждому первокурснику, что фонетика - это наука о мире звуков. И еще одно действующее лицо на переднем плане — Бернардас Малоне, переводчик со всех германских языков. Он меня видит. И, между прочим, знает. И тем не менее не видит и не знает, понятно? Ну и разнесло его! И волос заметно поубавилось. А был такой длинный, тощий, когда играл в спектакле студенческого театра! Как говорят, соплей перешибешь. И все-то он знал, все-то понимал, Бернардасом Малоне тогда восторгались все кому не лень. Преподаватели, режиссеры, девушки ставили его в пример остальным... Ему завидовали недоучки, к нему льнули те, кому не чужды были Кафка, Гофмансталь и Метерлинк. Бернардас Малоне писал сонеты, драмы, ставил спектакли и сам в них играл, мне же он тогда признавался, что больше всего мечтает о том, чтобы сидеть в собственной комнате, укутавшись в халат, переводить Томаса Манна, покуривать «Таллин» и пить натуральный кофе. Похоже, все это он уже и делает, хотя выглядит не особенно счастливым. Ну а плешивеют и весьма умеренно пьющие кладези премудрости... М-да, как это там? Si possono occupare i posti liberi?>27 - подойдя к нему, мог бы спросить я. Но все места заняты, а мой итальянский «вокабулярум» слишком уж ограничен. Однако: non piove piu - дождь прекратился.
Дождь перестал, и на этом кончаются моя трезвая ирония, моя досада по отношению ко всем этим малахольным, даже к Бернардасу Малоне, - а ведь и я мог бы стать таким же или кем-то в этом роде!.. Не завидую всем этим лихим постбродягам, жителям мира искусства, жямайтийским мадоннам... Но все вокруг внезапно проваливается в тартарары, куда-то испаряется, потому что я вижу, как по мокрой дорожке с босоножками в руке прямо по лужам бредет Туула! Господи, она, она! Туула, которую я не забывал ни на минуту, о которой только и думал, прокручивая назад снова и снова стрелки часов той далекой мартовской недели — игрушечных часиков с белым циферблатом, какие родители обычно дарят своим юным отпрыскам, а потом, крутя стрелки все быстрее и быстрее, непрестанно спрашивают своего мудреющего на глазах ребенка: «Ну! А сколько сейчас? А сейчас? А сейчас?» Che ora e piccina
