Совесть палача | страница 76
И не зря.
Артём Егоров, светясь, как праздничная ёлка, отчаливает от её столика и прямиком берёт курс на Павлова. Подойдя к компании старших офицеров, он хлопает его по плечу и задушевным голосом, громко, так, чтобы слышал не только этот стол, но и соседние, невинно спрашивает:
— Боря!! Скажи, а, правда, что ты Аньке писю лижешь?!
Все под столом, немая сцена, занавес!
Обиделись на него тогда эти два любителя шестьдесят девятой позиции смертно. Только ему это фиолетово. Я сам тогда просто плакал от смеха. Такой вот у нас особист с необычным чувством прекрасного. И таких историй за ним водится тьма. Все пересказывать — ночи не хватит.
— Слушай! — вспомнил я. — У нас тут по «зоне» ходят упорные слухи!
— Какие? У нас их тут столько ходит, плюнуть нельзя, чтобы в слух или ухо чьё-то не попасть, — ухмыльнулся Артём, потом рассмеялся: — Плюнешь в ухо — нету слуха!
— Если б всё так просто было! — тоже хмыкнул я. — Слух абсолютно дурацкий. Но я по должности обязан проверить.
— Говори, не тяни.
— Знаешь нашего батюшку?
— Рыжего?
— Да. Отца Сергия?
— Видел тут пару раз. Тёрся он у смертников. А что он?
— Есть мнение, что он засланный казачок.
— И кто заслал?
— «Контора»! — я уважительно-почтенно поднял указательный палец в небо, намекая на высокий уровень пославших.
— Да, ну, хрень! Кому «там» это надо? Тем более, он всё больше по смертникам тусует, а что они такого могут ещё к своей судьбе добавить? Им и так на тот свет без очереди. Сам прикинь.
— Ты считаешь, пустой номер? Сплетни?
— Тут и без святого отца сексотов и филёров пруд пруди.
— Ну, а так, в общем, как у нас ситуация по колонии? Тревожная? — спросил я Егорова. — Как там средняя температура по больнице?
— Пока всё в пределах допустимых значений, — как-то туманно и неохотно пояснил Артём.
— А что, есть предпосылки к ухудшению?
— Как появятся, я сообщу.
Майор хороший человек, но в свою епархию не пускает даже меня. У него свои понятия о чести и правильности своей работы и дела. Он уважает меня за ум и порядочность, но не терпит фамильярности и любопытства. Настырность — это его инструмент, и когда им же пытаются доставать его самого, он сатанеет и захлопывается, как морской гребешок. Остаётся надеяться, что когда тучи над моей головой сгустятся, майор успеет заметить показания барометра и включит маяк. Если сочтёт нужным или приемлемым. Ему тоже своё кресло по душе, пусть и не такое основательное, как моё.
Как раз выгрузили первую машину и из «стакана», маленькой камерки в углу «автозака» при входе, как раз на одного человека и то стоя или сидя, на свет явился тот, ради которого я явился в свой выходной день на службу. Судя по тем статьям в его личном деле, тот самый экземпляр, о котором скучал мой дон Петруччо. Настоящий кондовый сексуальный маньяк-серийник. Убийца и каннибал.