— Где ваша часть расположена?
— Прямо возле реки бывший женский монастырь, целый городок…
— Знаю, знаю, — перебил он, — это на Шота Руставели.
— Не знаю, Боря, я сегодня первый раз в городе была. Видишь, даже свою улицу не запомнила.
— Ладно, найду. Во сколько удобнее завтра прийти?
— Только с часу до двух. Я тогда обедать не пойду и буду ждать тебя на проходной. А с занятий ни за что не отпустят, так что не опаздывай.
Маша уже спала, когда мы пришли домой. Я забралась под одеяло, разбудила ее и принялась рассказывать о счастье, неожиданно свалившемся на меня. Но она слушала очень холодно.
— Добром это не. кончится, помяни мое слово! Просто он закрутил тебе голову, дурочке. Вот увидишь, ты еще плакать будешь горькими слезами из-за этой глупой любви.
— Сама ты глупая, — обиделась я.
— Тебе же еще семнадцати нет, а туда же — любовь! — разозлилась она.
— Через полтора месяца будет, — внесла я ясность в вопрос о моем возрасте.
Не слушая меня, Маша продолжала в том же нравоучительном тоне:
— Нет, нашла время любовью заниматься. И запомни, чтобы не допускать больше никаких разговоров о свадьбах. Молоко еще на губах не обсохло. Знаем мы эти свадьбы. Приедешь домой с «лялькой», вот позор-то будет! Это ведь просто глаз не кажи в Заречье. Скажут, вот молодцы, девушки, хорошо повоевали!
Хотя Маша и разозлила меня, но в чем-то она, как всегда, была права.
— Никто и не думает о свадьбе, — сказалая, — свадьба после войны будет.
— Ох, дурочка.
— Скворцова, прекратить разговорчики, — раздался голос Серова, который наловчился даже в сплошной темноте, даже по шепоту точно распознавать каждую из нас.
— В общем, я завтра сама с ним побеседую, — пригрозила Маша почти вслух, от расстройства пропустив мимо ушей замечание старшины.
— Скворцова, еще одно слово и пойдете драить гальюн!
Маша со злостью ткнула кулаком в подушку и отвернулась от меня. Я долго ворочалась, а потом задремала и увидела во сне, будто все это было неправда и я не встретила Бориса и не встречу его никогда. Я так расплакалась, что, даже проснувшись, долго не могла перевести дыхание.
Боря пришел ровно в час. Я примчалась прямо с занятий, отпросившись у Серова. Борис стоял у КП, держа в руке своего любимого Мефистофеля и слушал дежурного, что-то оживленно ему говорившего. Увидев меня, дежурный сказал:
— Проходите, товарищ капитан, во дворе посидите.
Мы сели на скамеечке под развесистым старым каштаном. От него к забору тянулись веревки с бельем, и я очень надеялась, что Маша не найдет нас здесь.
